Ловефелл заметил, что никто кроме него не видит этих птиц. Какой-то прохожий жестикулировал, не взирая на то, что пернатый шарик прошмыгнул между его ладонями, какая-то женщина остановилась, вытирая пот со лба, и даже не поняла, что птичка присела на её руке и маленьким клювиком полезла под крылышко. Когда птицы поняли, что Ловефелл собирается идти за ними, они поднялись в высоту и устремились в глубь улицы. Они летели настолько медленно, что инквизитор мог успевать за ними и не потерять их из виду. Они вели в район бедняков, где среди ветхих доходных домов стояли кое-как сколоченные лачуги. Улочки здесь были узкие, часто заканчивающиеся слепыми тупиками, а прохожий тонул по щиколотку, а то и хуже, в нечистотах и грязи. Две яркие птички выглядели в этом мрачном окружении словно пришельцы из другого, более радостного мира. Время от времени они присаживались на крышах домов и чирикали. И в их щебете повторялись два слова: «шахор» и «сефер», распеваемые так радостно, будто Книга, название которой они произносили, не описывала темнейшее из тёмных искусств.
Вдруг птички присели не на крыше, а на сером бугорке, возвышавшемся в самом конце тёмного тупика. Ловефелл сперва подумал, что это просто куча грязных вонючих лохмотьев, но потом заметил седые волосы, высовывающиеся из этой кучи. И руку, напоминающую корень старого, больного дерева. Чуть позже он увидел сморщенное лицо старухи, у которой на месте глаз были кровоточащие раны. Яркие птички уселись на щеках женщины и нырнули вглубь этих ран. На Ловефелла посмотрели слезящиеся глаза ведьмы.
– Мастер Нарсес, – пробормотала она, – вы мастер Нарсес. Я видела вас. Я видела, как вы кружили вокруг моего бывшего дома. Я видела свет, что вас окружал. Я должна была вас привести.
Инквизитор долго смотрел на неё в молчании. «Нарсес», – подумал он наконец, – «да, когда-то меня называли Нарсесом», – вспомнил он, но это воспоминание не вызвало в нём никаких эмоций.
– Шахор Сефер, – сказал он. – Что ты знаешь о Чёрной Книге?
Ведьма прищурилась и натянула истлевшее одеяло по самые плечи. Несмотря на то, что день был ясный, она дрожала от холода.
– Не помнишь... – залепетала она. – Ты не помнишь, мастер Нарсес.
Кто-то, спешащий по своим делам, толкнул Ловефелла, и тот зашатался, с трудом ловя равновесие. Ведьма разразилась хриплым смехом.
– Когда-то ты сжёг бы человека, который посмел бы тебя коснуться, мастер Нарсес. Когда-то ты испепелил бы его кусочек за кусочком, приказав ему смотреть и чувствовать, как его тело медленно пожирают языки пламени.
«Я?» – спросил себя Ловефелл. – «Да», – подумал он через некоторое время, – «действительно, когда-то я бы именно так и поступил».
– Чёрная Книга, – повторил он.
– Он меня не помнит, – пожаловалась ведьма в небо. – Мастер уже не помнит меня.
Инквизитор присел рядом со старухой, хотя гнилостный смрад чуть его не парализовал. Он чувствовал себя так, словно оказался в гробу, из которого только что вытащили нескольконедельный труп.
– Чёрная Книга. Расскажи мне o Чёрной Книге.
Старуха распахнула рот, и Ловефелл увидел, что её язык покрыт гнойными язвами. Разговор должен был причинять женщине ужасную боль, но, однако, она говорила.
– Я владела ей, берегла, защищала. Шахор Сефер. Наш клад.
«Я однажды держал в руках эту Книгу», – внезапно осенило Ловефелла воспоминание. – «Я держал в руках толстый том, исходивший таким холодом, что я чувствовал, будто руки до плеч погрузились в снежный сугроб. В этом томе собраны наитайнейшие знания Востока, наитемнейшие секреты чернокнижников, демонологов и жрецов. Успел ли я узнать тайны Шахор Сефер? Могу ли я извлечь их сейчас из тьмы забвения?»
– Где она сейчас?
Ведьма захрипела и закашлялась, пряча голову в плечи. Когда она поднялась, весь её подбородок был в крови.
– Они хотели её, – пробормотала она. – Чёрные плащи искали её, всё время искали, всегда, кружили вокруг меня, чёрные плащи, как чёрные вороны... Но они боялись, боялись...
– Чего боялись? – Не понял инквизитор.
– Что я умру, прежде чем они вытянут из меня правду. Ты бы это смог, мастер Нарсес, – добавила она заискивающим тоном, в котором звучала какая-то отвратительно непонятная нотка игривости. – Ты смог бы пытать меня так, чтобы я не умерла. Правда? Ты смог бы?
Она уставилась на него с надеждой и преклонением.
– Смог бы, – заверил он её.
– О, дааа, – просияла она.
– Чёрная книга, – ласково напомнил ей Ловефелл.
– Я спрятала её. Прибегла к магии. Твоей магии огня.
Для старухи, по-видимому, всё было очевидно, но Ловефелл ничего не понял из её слов. Так что он ждал.
– Она забрала у меня всё, – прорыдала она. – Молодость, красоту, силу. Твоя страшная магия, учитель. Только ты умел танцевать среди огня из бездны. Но я должна, я должна была попытаться... Спасти. Наш дар, наше сокровище, нашу мудрость...
– Что ты сделала?
– Я сожгла её. – Она вперила в него мёртвый взгляд гноящихся глаз. – Но я спрятала пламя и пепел.