– Стало быть, ты тоже веришь в благородство? – раздраженно проворчал Дени. – Ты, и Артур, и Мод…
– Благородство и честь – всего лишь слова, – сказала Лейла. – Я верю, что человека судят по его делам, а не по тому, что он о себе говорит. Когда я была маленькой девочкой, моя мать часто пела мне о Тайефе, менестреле герцога Гильема, «чье сердце было благородным, и благородством он прославился». Ты трувер, и нет нужды напоминать, что говорится дальше.
Дени тихо процитировал:
«И крепко стиснув рукоять, он ввысь воздел свой меч и повел в бой авангард, громко распевая песнь о Роланде».
Не в силах усидеть на месте, он поднялся и прошел к окну. Ухватившись обеими руками за створки окна, он долго смотрел вниз, на маленький сад. В середине сада, отражая небо, лежал мраморный бассейн, окаймленный ирисами. Паруса розовых и желтых лепестков расстилались на прямых пиках стеблей. Словно молитвенные коврики правоверных, нарядные грядки цветущих маков, благоухающих нарциссов и ноготков. По краям, вдоль стен, росли розы.
– В садах наслаждения, – пробормотал Дени. – Надежда более светлая, чем то, что нам обычно сулил старик Луковая Голова. Временами я испытываю непреодолимый соблазн обратиться в мусульманство. Насколько все стало бы проще, Лейла!
– Ты думаешь? – Она тоже встала и серьезно наблюдала за ним, приводя в порядок волосы.
Сейчас она выглядела маленькой, и очертания ее тела совершенно терялись в складках одежды. Сегодня на девушке была просторная, длинная туника, спускавшаяся ниже колен, а под ней – мешковатые панталоны. Дени почувствовал внезапный прилив нежности, ибо она походила на ребенка, одетого во взрослый костюм.
Но когда она заговорила, эта иллюзия рассеялась, ибо у нее был грудной голос, волнующе хрипловатый, пробуждавший мысли о страстных ласках, даже когда она произносила самые простые слова.
– Будет ли все так просто, когда ты покинешь эти места и возвратишься домой? Я не думаю, что ты тот человек, кто свободно переходит с одной стороны на другую, – сказала она.
– Нет? И что же я за человек?
Она приблизилась к нему и легко коснулась рукой его груди.
– Думаю, человек, верный своим убеждениям, – промолвила она.
– Убеждения? – фыркнул он. – Я слышал, как люди употребляли это слово настолько часто, что оно в конце концов потеряло свое значение. Я встретил одного генуэзца, который тоже был человеком с убеждениями. Его убеждения позволяли ему продавать рабов-христиан неверным. Я видел, как епископы выворачивали наизнанку свои убеждения и надевали их на голову, точно дурацкий колпак, стоило королю помахать перед их носом бенефициями. Если ты именно такого мнения обо мне…
Она издала короткий смешок.
– Ох, ты умеешь все перевернуть с ног на голову, – сказала она. – Мы с тобой знаем великое множество песен о благородных рыцарях. Для большинства тех, кто их слушает, они лишь песни о войне и ратных подвигах. Но для избранных они представляют идеал жизни: рассказы о высоких целях, о благородных вассалах, об образе жизни, который указывает сияющий путь в прогнившем мире. И ты, Дени, ты среди избранных.
– Опять дух рыцарства! – вскричал Дени. Он мягко взял ее руки в свои. – В Англии есть одна дама, которая, пыталась сделать из меня образец рыцарства. И надо сказать, я выглядел круглым дураком.
– Нет, не дух рыцарства, – возразила Лейла. – Почему ты такой упрямый, Дени? Ты понимаешь, что я имею в виду. Я вижу это по твоим глазам. Мне просто хочется поколотить тебя из-за твоего упрямства. Да ведь и двух мгновений не минуло, как ты признал, что не можешь нарушить клятву, которую дал ал-Амину.
– Я не сказал ни слова.
– О!.. Глупец! Ты просто не хочешь смело посмотреть в глаза тому человеку, которым ты на самом деле являешься.
Он уставился на нее.
– Ты правда так считаешь? – переспросил он.
– Послушай. Я рабыня и привыкла исполнять все, что мне прикажут. Когда ал-Амин отдал меня тебе в тот же день, когда мы впервые встретились, я уже была готова покориться тебе. Покорность – это все, что от меня требовалось с тех пор, как меня привезли сюда ребенком. Но ты не смог так просто взять меня. Боялся именно ты.
– Я? О чем ты говоришь? – возмутился Дени. – Я помню ту ночь. Ты рыдала и рассказывала мне о своем детстве и потопила мое желание в потоках слез. Я прекрасно это помню. И я даже описал все это в моем дневнике.
– Неужели? Тогда лучше перепиши свой драгоценный дневник, – засмеялась она. – Я ждала, что ты возьмешь меня, но ты колебался, искоса наблюдал за мной…