– Боже всемилостивый! – воскликнул он. – Это было великолепно. Такая песнь может воскресить и мертвого. Дени, дорогой, чем вознаградить тебя за эту балладу? Проси, чего хочешь.
– Только побеседовать несколько минут с вами наедине, милорд, – очень тихо вымолвил Дени.
Улыбка Ричарда угасла, его взгляд сделался пустым и застывшим, чем-то до смешного напоминая глаза той отрубленной головы сарацина, висевшей на луке его седла. Потом он вновь улыбнулся и сказал, похлопав Дени по плечу:
– Ни в чем не могу тебе отказать. Вечер в твоем распоряжении. Посиди где-нибудь и подожди меня. Я скоро освобожусь.
Когда обед подошел к концу, а рыцари и бароны разошлись по своим палаткам, Ричард провел Дени наверх по боковой лестнице в просторную комнату, располагавшуюся прямо над пиршественным залом. На одной стороне комнаты был сооружен низкий помост вдоль всей стены. Искусно выточенные деревянные решетки затеняли окна. Возвышение покрывали толстые ковры, и вдоль стены в виде мягкой спинки были уложены подушки, так что эта часть комнаты превращалась в своего рода огромный, удобный диван. Ричард бросил в угол свой пурпурный плащ и взошел на помост.
– Прежде этот дом принадлежал какому-то принцу или богатому купцу. Нам следует многому научиться у турок, как сделать свою жизнь приятной. Только посмотри на этот ковер! Взгляни, какие яркие цвета – настоящий сад! И потрогай его – он мягкий, словно мох.
Он сел, вытянув ноги, и прислонился спиной к подушке. Похлопав ладонью по ковру рядом с собой, он сказал:
– Иди сюда, садись. Расскажи, о чем ты хотел побеседовать со мной наедине.
– Видите ли, милорд, – начал Дени. Ричард остановил его, взяв за руку.
– Одну минуту. Не хочешь ли немного вина? – На низком столике в углу стоял серебряный кувшин и несколько чаш. – Пойди, налей мне бокал и возьми себе тоже.
Дени терпеливо сделал то, о чем его просили. Ричард выпил и вздохнул.
– Прости мне мою рассеянность, – сказал он. – Мне приходится о многом думать. Эти дураки – французы, я имею в виду. Представь себе, они настаивают на том, чтобы мы восстановили стены Яффы, прежде чем двинемся дальше. Нам уже следовало бы быть на пути в Аскалон. Но они предусмотрительны… Предусмотрительны! Они не понимают, что такая благоприятная погода продержится недолго. Они воображают, что здесь нет зимы. Но зима не за горами; мы должны торопиться, готовиться к походу на Иерусалим.
Казалось, он забыл о Дени. Он мрачно уткнулся в свой кубок и продолжал:
– Этот глупец Монферрат… Глупец – или предатель? Хотел бы я знать. О чем он думает: только о Тире или о том, как убрать с дороги Ги Лузиньяна? – Он взглянул на Дени и задумчиво улыбнулся. – Иногда бывает нелегко принимать решения. Скажи мне, мой драгоценный Дени, как бы ты поступил, если бы стоял во главе армии?
– Я, милорд? – Дени смущенно усмехнулся. – Мне трудно вообразить такое. Но я думаю…
– Ты, по крайней мере, всегда доказывал свою верность, – заметил Ричард, не позволив ему закончить. – Но эти тупоумные шуты! «Самый удобный путь в Иерусалим для пилигримов лежит через Яффу», – дрожащим, издевательским фальцетом передразнил он. – «Восстановим город во славу Божью. Кроме того, войско нуждается в отдыхе». Отдых! – прорычал он. – Они становятся бандой сброда. Нет, я ошибаюсь, они всегда были сбродом. Знаешь, что происходит? Толпы женщин приходят сюда из Акры. Лагерь превращается в публичный дом. – Он протянул свой кубок, чтобы его опять наполнили. – Пилигримы в Иерусалиме! Ох, как трогательно. Они забыли, что нам придется преодолеть расстояние свыше пятидесяти миль по горам и болотам прежде, чем сможем увидеть стены Иерусалима. Теперь, теперь! Мы должны нанести удар султану, пока он еще отступает, пока он страстно мечтает оказаться от нас как можно дальше. А вместо того мы дарим ему кучу времени, чтобы укрепить свои силы. Ну как этим не восхищаться?
Дени промолчал. Он начал сожалеть, что вообще явился сюда.
– И даже восстановление Яффы идет медленно, так как они не могут обойтись без женщин, – продолжал король. – Разве удивительно, что мне хочется поразмяться? Хотя бы и гоняясь галопом по окрестностям, выслеживая сарацинов, отбившихся от своих. И почему тебя удивляет мое желание поддержать боевой дух кое в ком из моих щенков, забрав отсюда и пустив по следу, чтобы развеять скуку?
Дени почувствовал, что у него запылали щеки.
– Прошу прощения, – сказал он. – Я никогда не думал об этом с такой точки зрения.
Ричард похлопал его по колену и засмеялся.
– Я должен всегда объяснять тебе свои поступки? – осведомился он. – Нет, не нужно смущаться. Я взял на себя труд объясниться потому, что чувствую: нас связывает нечто большее, чем отношения короля и трувера. Я всегда знал, что ты любишь меня как друга, Дени. Ты помнишь тот день на Сицилии, когда ты пел «Роланда»?
Дени кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Ричард согнул одну ногу в колене и облокотился на нее. Откинув голову на подушку, он уставился в потолок, покрытый деревянной резьбой с инкрустациями в виде морских раковин.