Пламенный лед

Обессилев, она перестала вырываться, и Макс ослабил хватку. Выпустить ее он все еще не осмеливался, боялся, что, либо она рухнет на пол, либо вытворит что-нибудь идиотское. Ее истерика потрясла его, даже злость поубавилась. Пожалуй, в таком невменяемом состоянии он ее еще не видел. Да, бывали слезы, да и истерики случались, особенно в самом начале, но до такой степени…

Лиза больше не кричала, не дергалась, но слезы так и не прекратились. Несколько капель обожгло Максу кожу, оставив невидимые шрамы на душе. Он не выносил ее слез, внутри все выворачивалось. Стоило ему увидеть ее мокрые глаза, как сердце начинало выкручивать. Он ни разу не говорил ей об этом, хотя, как правило, старался успокоить, утешить. Чувствуя, что ноги у нее подгибаются, и она потихоньку сползает на пол, он перехватил ее и развернул к себе лицом. Прижал ее голову к своей груди, погладил по волосам. Она, кажется, пришла в себя и больше не собиралась бежать от него без оглядки, как будто он мог здесь и сейчас разорвать ее на части. Неприятные мысли отозвались внутренней усмешкой, уголок губ дернулся. Неужели она его боится? Он никогда не поднимал на Лизу руку, хотя временами она становилась просто невыносимой. Но он знал – ударит ее, и все кончится, да и сам себе этого не простит. Только единственный раз, давно, в злополучной Братиславе… Самойлов прижался губами к Лизкиному виску, чувствуя, как от глухих рыданий вздрагивает все ее худенькое тело, укутал в свое тепло.

- Когда ты узнала? – спросил он, хотя Лиза все еще не успокоилась.

Она вздрогнула, несколько раз надрывисто всхлипнула, стараясь взять себя в руки, шмыгнула носом.

- За… за три дня до… до короткой, - с трудом ответила она, давясь слезами.

Макс сильно сжал волосы на ее затылке, сдавил плечо.

- Какая же ты идиотка, - в сердцах произнес он. - Ты почему сразу не сказала? Какого лешего на лед поперлась?

- Я боялась, что ты…

Ее плечи затряслись сильнее, а Макс едва сдержал звериный рык. Мрачно пялился в стену, машинально перебирая ее волосы. Она боялась сказать ему. Она, чёрт дери, боялась сказать ему, что беременна! Он шумно втянул носом воздух, ярость клокотала в груди огненной лавой. Вот сейчас, наверное, он бы действительно мог ее ударить. И даже угрызения совести бы потом не мучили. Подведя Лизу к постели, он усадил ее на край, а сам отошел на несколько шагов. От греха подальше, чтобы ненароком не прибить.

- Ты таблетки пьешь? – Макс стоял напротив и смотрел на нее. Она зажала ладони между коленями, опустила плечи. – Как это вообще получилось?

- Я пропустила несколько, - хрипло, чуть слышно, сказала она. Подняла голову, встретилась с его мрачным взглядом и, чувствуя, что не может смотреть ему в глаза, отвернулась. – Когда к Европе готовились. Думала только о тренировках. Когда поняла, что пропустила… Надеялась, что обойдется.

- Понятно…

Он взял с тумбочки ее медаль, повертел в руках и зажал ленточку в кулаке. Подошел к окну, остановился напротив, спиной к Лизе. Она смотрела на него, чувствуя одновременно и дикое облегчение от того, что этот разговор остался позади, и тяжесть, ибо будущее по-прежнему представлялось размытым. Если он ее прогонит… Она не знала, как будет жить, если он выставит ее за порог своей жизни. Стоило представить это, как душу, разум, сердце, окутывал первородный страх. Ей бы, наверное, проще было отрезать себе руку. Оторвать себя от него… Это казалось диким. Она думала, что сможет, почти убедила себя в этом, убедила, что будет воспитывать своего ребенка, что сумеет, а теперь поняла, что совсем в этом не уверена.

- Макс…

- Лучше молчи.

Спокойный голос ударил в Лизкино сознание, отзываясь внутри ее пустоты. Пустота разрасталась в ней все сильнее, захватывала чувства, эмоции, вызывало странное отупение. Она закрыла глаза, сжала ладони в кулаки. Голова ныла, особенно правый висок, а Макс все так же стоял у окна. Он молчал несколько минут, а потом заговорил, негромко, без агрессии, но так, что Лиза снова не сдержалась, по щекам покатились крупные горячие слезы:

- Ты понимаешь, что могла навредить себе? Что ребенку могла навредить? – Он обернулся. Ей достаточно было мимолетного взгляда на него, чтобы понять, что он все так же зол. - Или ты думаешь, что для меня вот это… - Самойлов поднял зажатую в кулаке медаль, еще сильнее, до белизны в костяшках пальцев, стиснул голубую ленточку, а потом в бессильной злобе швырнул медаль в Лизу. Металл угодил ей в плечо, но Лиза не издала ни звука, только вздрогнула и посмотрела на олимпийскую бронзу. – Думаешь, этот кусок дороже тебя и нашего ребенка?

- А разве нет? – Она подняла на Макса глаза. В груди у него засаднило, такой загнанной она казалась. Утром она смеялась, держала его за руку, улыбалась задорно и светло, а сейчас смотрела так, что у него башка разрывалась. – Ты сам говорил…

- Что я говорил? – Он не сводил с нее глаз.

- Что тебе ребенок не нужен. Тем более от меня.