Пламенеющий воздух

— Значит, представили? Так вот. В эфирном состоянии все злобноватые желания тела, все, что мешает стремительному полету и чистому познанию, — отпадет. Государства! Великие китайские стены! Крепости! Колючая проволока! Границы с квартирными переборками — все растворится в эфире…

— А вот здесь точно — дурью повеяло!

— Дурь — не моя епархия. А то, что рассказал, — не теория, а предзнание и предслышание. Вы меня сбили… Я про что говорил?

— Про то, что государств и квартирных переборок не надо.

— Ага. Правильно. Все будет прозрачно, но где надо, будет слегка и прикрыто!

— Что вы, ей-богу, как Путин с Медведевым: прозрачно — открыто, открыто — прозрачно…

— Все именно так и будет, и сущность человека при этом не пострадает. Зато избавимся от лазаретов и травматологов, и всякие психологические бодрилки, ну хотя б ваши негритянские книжки, не нужны станут…

— Про книжки уже доложили?

— Как без доклада! Мы своих работников лелеем, мы их самих, а также книжки, ими написанные, но не ими подписанные, изучаем.

— Как млекопитающих?

— Вы дальше слушайте. Гнусное и грубо-телесное из нашей жизни уйдет, и сразу все поменяется. Мысли и заботы другими станут. Потому как — ни дистрофии, ни старости! Ни любви несчастной, ни шекспировских драм! А любовь в эфире, — Трифон зажмурился, — она другой будет: юной, лучезарной, без потуг, без надсады. Скажу даже: без тяжести половых рождений эта любовь будет происходить! Все кто желателен — я имею в виду новых эфирных людей, homo aеtherons — все ваши и мои потомки из мысли рождаться станут! В крайнем разе — из кусочка эфирной плоти. Помните Еву из ребра? Вот какие рождения к нам возвратятся. И не надо будет трансвеститом становиться, не надо будет о противоположном поле тужить-горевать!

— А я хочу! Я буду тосковать о женщинах!

Трифон вздохнул, как вздыхают о чем-то далеком: неглубоко, спокойно, с печальным призвуком счастья.

— Повезло вам с ориентацией… А я, признаюсь, хотел когда-то пол сменить. Так допекло мужиком быть. Но это ого-го когда было! Ветер эфирный от этой гадости в сторону отволок… И полетела моя трансвестиция кувырком в мусорное ведро! Ладно, хватит об этом.

— Нет, почему же. Про это как раз надо! А не хотите вы — я расскажу. У меня в Москве знакомый есть: срано-поганый, знаете ли, такой писателишко. Рогволд Кобылятьев. По прозвищу — Сивкин-Буркин. Я его Рогволденком зову. И вот что я про него перед отъездом узнал. Это как раз про любовь. Так вот: странной любовью он отечественных дам-детективщиц вдруг полюбил! Полюбил и смертельно им завидует. Жена его по секрету мне и шепнула: так завидует — пол решился сменить!

— Да ну!

— Вот вам и ну. Сказал жене: «Я, конечно, запросто могу вообразить себя женщиной. Мне это — плюнуть и растереть. Но воображать себя такими страшилищами, как эти распиленные пополам, а потом неправильно собранные — карликовый бюст и широченный таз, широченный бюст и ужатый тазок — но воображать себя Дарьей Устецовой и Марьей Допустимовой — сил моих нету. Поэтому — стану красавицей Рогволдиадой! И попробуй, дура, сказать, что это не круто».

Жена, понятное дело, в плач: ей-то самой как при такой смене полов быть? А Рогволденок: все, мол, предусмотрено — у нас с тобой женская любовь будет, и даже слаще, чем теперь!

— Ладно вам врать, — Трифон опять засмеялся, — ладно посыпать рану перцем… Но вообще-то хорошо, что посыпали! И мысль мою ваша историйка стопудово подтверждает… Раз уж не из-за любви, а из-за славы на такое антибожеское дело идут, значит, без эфирного состояния тел никак не обойтись… Но мне бы закончить, а?

— Валяйте.

— Слишком близко мы к роковой черте подошли. За ней, — если не обретем эфирного тела, не станем эфирными людьми — перенаселение, столпотворение и скотомогильники без крестов. В общем, распад полный. И главное — времени ни черта не осталось. Опаздываем! Может, уже опоздали…

— Это почему это опоздали?

— А потому. Человек — именно сейчас, именно сегодня — перестает быть человеком. Количество упырей, мутантов, вырожденцев, трансвеститов — удвоилось, а то утроилось. То есть сегодня уже 40–50 процентов человечества составляют люди, негодные для перехода в эфирное состояние! Плюс те, кто отягощен наследственными и своими собственными грехами. Грехи наши — они потяжелей ато́много ядра будут!.. А тут еще — особый «сорт людей» проглянул: мусорные люди. Грубо сработанные, первично-хламовые… Как вам точней сказать? В общем: сорно-грязевые! Это потомки тех, кого Господь Бог для первого опыта слепил из некачественной глины, и которых забыл или же поостерегся одухотворить. Вот они нутром и окаменели. И потомкам передают каменную плоть, вместе с каменеющей душой… Вспомните гнусности всех без исключения, — а не только наших русских — революций, вспомните невиданные военные жестокости. Ну вы сами подумайте: кто их творил?

— У меня от ваших теорий — опять голова кругом. Давайте сядем.

Но Трифон приезжего не слушал, он шагал вперед все стремительней, говорил все запальчивей: