Пламенеющий воздух

Впрочем, по временам замолкает и Трифон. Но потом снова резко вскрикивает, толкает приезжего москвича локтем в бок, просит быть повнимательней.

— Смотрите на шкалу! Сюда, сюда, Ёж-жик! — тыкает приезжего носом в приборы Трифон. — Вы должны, вы обязаны хотя бы поверхностно оценить наши эксперименты! И затем — помочь нам.

— Чем я могу? Следите лучше… А то ветер… Мотает сильно. Грохнемся — костей не соберут!

— Аэростат, конечно, старенький… Но у нас с вами, если не откажетесь помочь, будет пять новейших аэростатов! Десять! Двадцать пять! И вы из корзины каждого сможете окрестными лесами любоваться!

— Бросьте говорить загадками!

— Когда спустимся, Коля вам кой-чего объяснит… Потом приедет Селимчик, и вы поймете все окончательно! Но сейчас — завтра, послезавтра, в течение двух-трех недель — я хочу, чтобы вы уяснили, какое великое дело — эфирный ветер! А уяснив, с легкой душой и совершенно сознательно помогли нам…

Аэростат тихо дрожит, покачивается, но никуда не летит. Как белая послушная овца, висит он на привязи над лесами близ Волги.

Трифон, замолчав, припадает к интерферометру. Приезжий улыбается.

Вдруг откуда ни возьмись налетает ветер, погода окончательно портится. Длиннющий трос натягивается струной, а потом неожиданно лопается. Аэростат несет куда-то в сторону и вбок, он быстро снижается, его сносит дальше, дальше, к приречным лугам…

На краю луга аэростат цепляет корзиной одинокое дерево и мягко, как на видео, оседает куполом в землю.

— Денег на хороший трос и тех нет, — бережно открепляя дорогой интерферометр, урчит Трифон. — Слава богу, так все закончилось… А мог бы и вас, и себя запросто угрохать!

При посадке Трифон ушиб руку и теперь досадует, хандрит.

Приезжий не ушиб ничего и поэтому счастлив и весел. Лишь иногда удивленно вскидывает брови, про себя соображая: чем бы это таким он мог романовским ученым помочь?

Ночью на Метеостанции

— Тебе сегодня в ночь, — улыбается в седьмом часу приезжему москвичу, успевшему после падения аэростата умыться и причесаться, красавица Леля, — ночное дежурство тебе сегодня впаяли. Трифон распорядился.

— А ты? Ты со мной дежурить будешь?

— Мне, негодяй, за Волгу пора. Но ты не отчаивайся. Вечером приедет Ниточка, наша лаборантка. Ее специально сюда на моторке перевезут, часов в восемь. Может, она скрасит. Хотя с ней ты вряд ли повеселишься.

— Это почему еще?

— Задумчивая она стала…

Несоразмерная Леля, накинув плащ, уезжает. Приезжий ждет задумчивую Ниточку и от нечего делать снова листает Лелину «Справку».

А там — неожиданность! Там, не замеченная с первого разу, мелким почерком и на последней странице запись.

«Милые вы мои и ненаглядные!

Ну кто не знает, что все галактики нашей Вселенной вращаются вокруг одного центра!.. И что? — спросите вы. А то! Когда подсчитали общие массы галактик (а это и американские, и европейские, и наши расчеты), слишком легкими галактические массы оказались! По всем законам физики весь этот галактический хоровод должен был давно рассоединиться и к чертям собачьим разлететься. Но он не разлетается!

Тогда выдвинули теорию: во Вселенной существует „темная материя“, которую нельзя увидеть и пощупать. Что это за „темная материя“ — до конца не ясно. Зато стало ясно другое: она-то, „темная“, все в мире на своих местах и удерживает! И еще про эту материю достоверно известно: масса ее составляет 90 % массы всей нашей Вселенной!

Только мне вот что непонятно: почему эту материю „темной“ назвали?

И тут я вас, дорогие мои, спрошу: не есть ли эта „темная материя“ — наш с вами светлый, радостный и, вполне возможно, Божественный — эфир?!»

* * *

Эфирозависимые Вицула, Струп и Пикаш сумели проникнуть на метеостанцию лишь в полночь, когда ушел спать наружный охранник.

На Романовскую сторону они переправились еще на шестичасовом пароме. Податься им здесь было особо некуда, и они до самой ночи просто слонялись по окрестностям. Все трое устали и были обозлены донельзя.

Разбитое окно за прошедшие сутки так и не застеклили.

Вицула, Струп и Пикаш в окно это, чертыхаясь, влезли, стали на цырлах по запасной лестнице подниматься на второй этаж…

Медицинский кабинет был опечатан. Дежурного врача в этот час на метеостанции не было и быть, конечно, не могло. На первом этаже двое из внутренней охраны вяло кидали кости. Мелкий перестук костей был в пустых коридорах хорошо слышен…

Оператор Женя Дроздова и ее начальница Леля Ховалина давно уехали. В компьютерном зале дремала одна практикантка Ниточка.

Струп тихо пошел к дверям компьютерного зала.

Вицула вовремя поймал его за шкирку.

— Тебе бабы нужны или эфир?

— Б-б-бабы с… с эфиром…

— Хватит базлать! А то гастроскопию делать не буду.

— Да ты, Вицула, поди все перезабыл! Сколько годков прошло, как тебя из медицинского турнули?

— Восемь прошло. Только не забыл я… Вам зонды введу как надо. А вот себе… Черт… Себе, себе! Вы же, придурки, меня угробить можете!

— Тогда жди доктора настоящего.

— Не могу, ломает… Хочу, чтобы сквозь меня сию же минуту эфир пролетел!