Плачь, влюбленный палач!

Сначала это были мини-сказки, потом поучительные рассказы. Классе во втором я сотворила повесть о войне, в которой начисто отсутствовал смысл, зато было много душещипательных сцен, в которых бравые солдаты, все, как один геройски погибали, испуская последний вздох исключительно на руках у своих подруг. Спустя год я написала еще одну повесть, смысла в ней было не больше, чем в первой, но зато имелись собственноручно нарисованные иллюстрации. Сей труд я посчитала готовой книгой — и начала ее продавать своим одноклассникам по 2 копейки за штуку. Купили у меня 8 экземпляров, на чем я и успокоилась.

Зуд графоманства возобновился в 11 классе. На этот раз с повестей я перешла на киносценарии, и ваяла их исключительно под голливудских звезд, в частности под Ричарда Гира и Микки Рурка (уж очень мне в то время нравились фильмы «Красотка» и «9 с половиной недель»).

Потом мне взбрело в голову написать исторический роман, что я и сделала. Ваяла я его долго, штудирую историческую литературу, заглядывая в справочники, роясь в архивах. Получилось очень хорошо. Даже издатели согласились, что хорошо — я их забомбила своими рукописями — но ни один не взялся мой роман напечатать. Интересно, легко, достоверно — говорили они — но «не в жилу»… Народ хочет читать детективы. А почему достопочтенные издатели решили, что народ хочет читать только их, мне не ясно до сих пор. Вот я, например, тоже народ, но книги других жанров проглатываю с большим удовольствием.

И с тех самых пор я постоянно заставляю себя написать детектив. Вернее, сажусь за компьютер с установкой — пишу детектив, пишу детектив… А встаю с мыслью, что получается роман о любви. Или того хуже — социальная драма. Вот, например, взять мой последний труд «Преступная страсть». Начинался он, как классический детектив: труп на 6 странице, умница-следователь, героиня-дурочка, вечно попадающая впросак, а чем кончился? Умница и дурочка повлюблялись друг в друга, наперекор судьбе, ее мужу-извращенецу, его жене-алкоголичке и мне, автору. Потом спелись и извращенец с алкоголичкой, заделали ребенка-дегенерата. Дальше больше: странице на 75 появилась мама извращенца, такая я же яблоня, что и яблоко — лесбиянка. И алкоголичку соблазнила… Короче, не детектив у меня получается, а мексиканский сериал с сексуальных уклоном.

И вот теперь появилась такая классная возможность просто сдуть преступление с реальных событий, добавить что-то для красного словца, ввинтить в повествование душку следователя, глуповатую красавицу и еще пару-тройку колоритных личностей. Потом порасспросить Геркулесова о тонкостях ментовской службы-дружбы, подлизаться к его приятелю патологоанатому. И нате, товарищи издатели, читайте любимый народом детектив!

От всех этих мыслей у меня даже голова закружилась. А услужливое воображение нарисовало такую картину: я сижу за столом — на нем крутейший (даже круче, чем у Зорина) компьютер, чашка кофе, коробка конфет (с коньяком), стопка толстых книг (все исключительно моего собственного сочинения), дымящаяся трубка (вообще-то я не курю) — сижу, значит, и ваяю свой очередной шедевр. Вокруг меня бегают фотокорреспонденты, журналисты, телевизионщики; телефон разрывается от звонков издателей, а в дверь моей квартиры ломятся взбешенные Маринина с Донцовой, они хотят меня побить за то, что я переманила у них всех читателей… Одним слово, кр-р-расота!

… Вбежав в корпус, я отдышалась. Приятное тепло прогретого помещения заползло под промокший пуховик. Стало так хорошо, что хоть сейчас падай на ковер да засыпай. Однако я стряхнула с себя дрему вместе с сырой курткой, после чего рысью понеслась в нашу комнату — переодеваться.

Подружек не застала. Они, видимо, уже где-то «зависли». Наскоро переодевшись в Ксюшины шмотки я побежала искать, где именно принимают на грудь мои товарки. К моему искреннему удивлению в комнате Зорина их не оказалось. Обиженные кавалеры дули сомнительно вида портвейн в гордом одиночестве.

Я встала посреди коридора, раздумывая, в каком направлении двинуть, чтобы отыскать-таки Соньку с Ксюшей. К счастью, долго ломать голову мне не пришлось — из-за двери, что вела в Антошкину комнату, раздалось бодрое Сонькино ржание. Видимо, уже накушалась.

— Этой даме больше не наливать! — скомандовала я, врываясь в помещение.

— Че-е-е это? — прищурилась Сонька.

— То, — отрезала я, отнимая у нее граненый стакан.

Мужики, а их было двое, захихикали. Одного из них я знала довольно неплохо — звали его Витей. Работал он в нашем НИИ экспедитором, лет ему было около 40, разведен, относительно здоров и в меру пьющ. В связях, порочащих его, замечен не был. Короче говоря, средне-статистический мужик, с обычной внешностью и стандартным набором вредных привычек.