Плач серого неба

Лемора же, к моему изумлению, откровенно скучала. Впрочем, она постоянно ошивалась в окрестностях Рыбацкого квартала и наверняка успела повидать разных гостей Материка. Обычно визитеры такого ранга высаживались в Гостеприимном порту, но и сюда, в Торговый, интересные суда заходили не так уж редко. И тем не менее прибытие Гвардии Боргнафельда — не такое зрелище, что случается каждый день и успевает приесться. Если на то пошло, некоторым за всю жизнь даже не предлагают увидеть нечто подобное, и они искренне переживают, читая в газетах о показательных выступлениях карликов в красных мундирах на ежегодном празднестве у Хранителя Равновесия.

Вот же глупости…

Для тех, кто оказался в тот день в порту, будь то угрюмые рабочие доков, ленивые грузчики, или обычные вимсбергские тунеядцы, день выдался удачный. С борта деревянно-стальной посудины на берег вальяжно скатилась жирная пища для слухов, пережевывать которую городу предстояло не меньше недели. Обочины улицы Возрождения, первый из трех главных проспектов города, который вытекал из порта и впадал в бурлящий омут Центральной площади, так скоро и так обильно усыпали зеваки, что унылый день вдруг превратился во внеплановое народное гуляние.

На земле паромобили образовали ровный квадрат, и он с лязгом перегородил проезжую часть от тротуара до тротуара. Расстояние было слишком большим, чтобы слышать что-то помимо общего гомона, и достаточно малым, чтобы не напрягать глаза. Тучная матрона под соседним навесом громко сокрушалась, «как бедные бородатики под таким-то дождем все в железе-то». Карл от такого сюсюканья стал кислее уксуса и громко шикнул на сердобольную бабу, моментально превратив поток соболезнований в водопад оскорблений по адресу «хренова оборванца».

Толкая плотный вал низко стелющегося дыма и низкого гула, паромобили проехали мимо нас. Проплыли за стеклами сосредоточенные лица гвардейцев. Глаза в сплетенных из морщин гнездах были неподвижны, на застывших лицах — спокойная уверенность в собственных силах и полное отрешение от мирской суеты. Очень стары они были, эти карлики, некогда отказавшиеся от всего ради неведомой цели. Неведомой всем, кроме них и царя.

Нам никогда не понять Боргнафельд.

Гвардейцы ехали ровно и неумолимо, и мои надежды на спокойное расследование таяли, как отработанный пар.

— Карл, Лемора, у нас проблема.

— У нас? — девчонка изумленно покосилась на меня.

— Да, у нас. Всех. У всего Вимсберга. Если дело окончательно передадут Гвардии, тряска начнется жесткая. И, думаю, все мы теперь в одной лодке. Скорее всего, они дадут местной полиции один-два дня на служебное рвение, а потом вывернут город наизнанку, и мало не покажется никому. Кроме, боюсь, похитителей.

— Это еще почему?

— Потому что до сих пор они вели себя разумно, если не попались даже Магполу, а значит, наверняка предусмотрели подобный расклад, — я проговаривал мысли вслух, и настроение медленно поползло в бездонную пропасть. Вдруг подумалось, что, наблюдая за новоприбывшими, я совсем позабыл о бренных тяготах внешнего мира. Тяжелая голова со страшной силой напоминала о необходимости поспать. Проклятье на Проклятых, и ведь именно сейчас спать никак нельзя — по той самой причине, что сегмент назад начала внушительное шествие к центру города.

— Придется начинать сразу с посольства. Хрен с ним, с салоном.

— Каким салоном? — говорил Карл, но недоуменно смотрели оба.

— Я же… А, нет, не успел. Там слезы разлились. Короче, был еще один взрыв, но это теперь уже не важно.

— Как это…

— Некогда, Карл, я серьезно. Начнем с посольства, а если надо будет — и ко вторым развалинам отведу.

Когда боргнафельдцы начнут собственное расследование, все пропало. Если мирскую полицию они и могли бы оставить для вида, то вмешательство в их дела гражданского будет вообще немыслимо. А кроме того у них ничего не получится, и они точно спугнут похитителей. Сколь бы ни были круты престарелые бойцы, это просто не их стезя. Пускай любой гвардеец походя отвинтит башку десятерым преступникам в открытом бою. Только причем тут открытый бой? Обсмеяться можно.

Нет. Нельзя. Не до смеху.

Кто это там, на другой стороне улицы, неотрывно глядит на процессию? В светлом бежевом плаще и высоком цилиндре кирпичного цвета? В животе испуганно булькнуло. Цилиндр, одежда, словно сшитая из лоскутного одеяла… Это был давешний щеголь, чьего компаньона я пустил в расход у дверей «Любимицы судеб». Теперь, при свете дня, я разглядел его гораздо лучше. Что-то неладное творится в этом мире: уже второй альв за последнюю неделю, чей облик откровенно попирает все миррионские традиции до единой. Нет, тонкая бородка клинышком и напомаженные волосы в полном порядке, но с одеждой — совсем беда. Чтобы подобрать элементы костюма, настолько неподходящие друг другу, потребуются изрядные усилия. Щеголь постарался от души.