Мимо второго красноармейца, который в это время оставался под березами, они двинулись в лес. Чубарь на коне, а его конвоир шел рядом.
— Только не вздумайте выкинуть какую-нибудь штуку, —предупредил Чубаря конвоир. — Удрать все равно не удастся. Посты кругом.
— Я не вооружен, — желая успокоить красноармейца, сказал Чубарь.
Но сам тем временем посматривал вокруг беспокойными глазами — хотя и был уверен в том, что встретились свои и нечего особенно опасаться, однако какой-то чуть ли не звериный инстинкт самосохранения заставлял внутренне напрягаться и быть, как говорится, настороже.
Конь вдруг остановился, расставил ноги и, прогибаясь, начал мочиться. Это обстоятельство почему-то разозлило красноармейца. Он начал торопить:
— Поживей, а то надумали тут!..
— Пускай облегчится, — сказал, улыбаясь, Чубарь и соскочил на мох. — Куда вы меня, в самом деле? — поинтересовался он, разминая ноги.
Красноармеец не ответил.
Вскоре открылся среди деревьев лагерь. Людей в лагере было немного. Горел костер. Вокруг него сидело несколько красноармейцев. Поодаль от костра стояли три шалаша, сооруженные из еловых лап. При входе в ближайший к костру шалаш лежало разостланное одеяло. На нем, прислонившись спиной к невысокому пню, сидел с забинтованной до колена ногой грузный командир с красной звездой на рукаве. На петлицах у него было по четыре шпалы. В левой руке он держал солдатский котелок и ел из него алюминиевой ложкой. Из шалаша на четвереньках вылез другой командир. Он встал сразу же, увидев коня и незнакомого человека в сопровождении красноармейца. Вышел навстречу. Конвоир доложил:
— Товарищ капитан, на дороге задержан… — и так далее и так далее.
Капитан, высокий, со впалыми щеками блондин, выслушав красноармейца, смерил Чубаря недружелюбным взглядом.
— Мне надо поговорить с вами, — первым сказал, волнуясь, Чубарь.
Капитан кивнул головой и молча отошел к шалашу. Там он переговорил о чем-то с полковым комиссаром, махнул Чубарю рукой. Полковой комиссар перестал есть, но котелок не поставил.
— Говорите. Кто вы? — спросил комиссар. Чубарь ответил.
Комиссар улыбнулся и с любопытством оглядел его.
— Однако и фамилия у вас!.. Чубарь тоже усмехнулся.
— Недоразумений не бывает? Чубарь пожал плечами.
Комиссар понял это как — случается…
Был он с большой лысиной, которая почти на клин сходила на самой макушке. Несмотря на то, что комиссару, наверное, нередко приходилось стоять без фуражки и под солнцем, и под дождем, лысина была совершенно белая. Волосы на висках и на затылке поседели до самых корней. Но широкое лицо было загорелым и не отекшим. Неопределенного цвета, то ли карие, то ли черные, глаза смотрели пытливо, однако не жестко, скорее даже немного насмешливо.
По звездочке на рукаве Чубарь догадывался, что перед ним сидел комиссар, но в высоких воинских званиях, особенно политсостава, он не очень-то разбирался. Правда, теперь это не имело значения, довольно уже того, что на рукаве у военного была комиссарская звезда.
И тем не менее комиссар сказал:
— Представляться не буду. Мое все на мне. — Он показал глазами на звезду, затем, уже рукой, на шпалы. Усмехнулся: — Под гимнастеркой тоже свое, отечественное… Фашистского. ничего нет.
Чубарю еще не приходилось слышать, что немцы порой переодеваются в красноармейскую форму — для провокации, и потому последние слова комиссара показались ему излишними, даже неподходящими для человека такого высокого воинского звания.
— А вот про вас, — продолжал полковой комиссар, — хотелось бы узнать подробнее. Документы пожалуйте.
Чубарь пошарил в кармане, подал комиссару все, какие имел при себе, бумаги.
Полковой комиссар поставил сбоку котелок, собираясь проверять документы Чубаря. Но спохватился, кивнул на котелок.
— Если хотите и не брезгуете, можете доесть.
Чубарь смутился. Но по глазам его комиссар догадался, что человек голоден.
— Да вы не стесняйтесь, — сказал он. — Кушайте запросто. Правда, кухни настоящей у нас нет. Харчей тоже небогато. — И засмеялся: — Считайте, что вам в какой-то степени все равно повезло. Я вот зазевался, так теперь придется поделиться с вами. Садитесь.
Полковой комиссар подал Чубарю котелок. Тот еще больше покраснел — было неловко отбирать ужин у человека, который тоже хотел есть.
В котелке был картофельный суп с крупой, густой, еле повернешь ложкой. Пахло мясом. Однако Чубарь есть не спешил.
Капитан сходил к костру, принес краюху деревенского хлеба.
— Ешьте, — сказал он Чубарю. — Мы-то знаем, что значит голодать!..
Полковой комиссар между тем занялся документами.
— Ну, исповедуйтесь, — сказал он после того, как Чубарь подчистил остатки в котелке, и подвинул руками немного в сторону раненую ногу.
Чубарь поблагодарил за еду и начал рассказывать о своих скитаниях. Когда дошел до того места, как они со Шпакевичем и Холодиловым оказались в Пеклине, комиссар бросил молчаливому капитану, стоявшему в двух шагах от него:
— Карту!
Тот быстро достал из перекинутой через плечо планшетки топографическую карту, положил комиссару на колени, а сам опустился на корточки рядам.