Плач льва

— Правда, — отвечал Артем. Отвечал слишком быстро и ненавидел сам себя за те чувства, которые испытывал. Он не мог понять, почему в такое замечательное мгновение, которое обычно жаждут и не могут остановить, ему хотелось не стоять в уютной прихожей, обнимая любимую жену, а сидеть на холодном полу, просунув руку сквозь железные прутья решетки, и почесывать брюхо развалившейся на спине и ворчащей от умиления Диане. Артем ел себя поедом и тихо тосковал.

— Что с тобой? — заглядывала в глаза Лена.

— Со мной? Все прекрасно.

— Я же вижу, что нет.

— Все хорошо, — торопился Артем успокоить жену и продолжал мучиться. И мучился он больше не от тоски по животным, а оттого, что эту тоску испытывал. Он всегда считал домашних обделенными своим вниманием, он устал от гастролей и мечтал об отдыхе, он считал дни до своего возвращения и представлял, как будет вечерами вместо бесконечных «туше!» и «алле!» спокойно сидеть у камина, читать романы и наслаждаться обществом жены. Но, как ни старался почувствовать упоение от исполнения этой мечты, сделать с собой ничего не мог: скучал, изводил себя упреками и злился от непонимания природы своих ощущений. «Как же так, — сокрушался он про себя, — я всегда считал семью самым важным в жизни, а теперь, когда наконец могу позволить себе проводить дома чуть больше времени, недоволен? Что происходит? Я плохой муж? Никчемный отец? Может, я попросту ненормальный?»

Артем был хорошим мужем, замечательным отцом и абсолютно нормальным человеком, а еще… еще счастливым, хотя и не был способен это осознать. Да-да, долгое время он оставался одним из тех счастливцев, которые по утрам с удовольствием торопятся на работу, а по вечерам спешат домой. А теперь приходилось бросать незаконченные дела, оставлять львов на попечение помощников и волноваться о том, насколько четко и безукоризненно будут исполнены его поручения по кормлению и уходу за животными. Раньше он так же переживал, что дома все проблемы решаются в основном без его участия, но он всегда целиком и полностью доверял жене, знал, что она привыкла к такой жизни и никогда не упрекнет ни словом, ни взглядом. Артем понимал, как ей тяжело, и от того, с какой легкостью несла она бремя жены дрессировщика, только больше ценил и любил ее. Он верил: эта женщина гораздо сильнее отряда хищников, которых он ежедневно оставляет заботам персонала. И почему-то казалось, что бросает он беспомощных зверей на произвол судьбы, хотя ни разу львы не остались голодными, неумытыми или обиженными. Состояние Артема объяснялось всего лишь одной причиной: он резко отказался от того образа жизни, который его полностью устраивал, изменил привычное расписание, перестал каждый вечер выходить на арену. И хотя он продолжал репетировать и ждал начала нового московского сезона, тоска по кочевой жизни и по каждодневным встречам со зрителями не отпускала. Артем не был глупым человеком, он бы, безусловно, разобрался со всеми чувствами, которые его обуревали, а, возможно, с началом очередных представлений все волнения развеялись бы сами собой. А пока… пока он ругал себя на чем свет стоит: «Дурень! Тебе бы жить да радоваться. И работа любимая, и семья хорошая, и ребенок маленький скоро родится, а тебя все крутит и вертит!»

И крутило, и вертело, и засасывало, и не давало покоя. До тех пор, пока однажды:

…Уважаемый г-н Порошин,

приглашаем Вас принять участие в международном конкурсе артистов цирка в Будапеште. Конкурс состоится…

«Как? Уже через месяц? А почему же только сейчас?»

— Ната! — бросился тогда Артем к помощнице. — Когда это пришло?

— Это? — девушка повертела конверт в руках. — Судя по штемпелю, месяца три назад.

— А почему я раньше не видел?

— Да у вас на столе черт голову сломит. Неудивительно!

— Да как же… Ну, что же, — начал было сокрушаться Артем, а потом вдруг осекся, притих, сник: «Какая разница, все равно не смог бы поехать. Не давши слова, крепись, а давши — держись».

Но зерно сомнения было посеяно. Червячок надежды ползал внутри, портил настроение, отмерял дни: тридцать дней до конкурса, двадцать девять дней, двадцать восемь…

— Что случилось?

— Ничего.

— Артем! — Лена смотрела пристально, давая понять, что на сей раз не отступит, пока не вытащит наружу все обуревающие мужа чувства, и он уступил, обмяк, переложил груз решения на нее.

Она прочитала, долго молчала, отвернувшись. Потом:

— Поезжай!

— Но…

— Я себе не прощу, если ты не поедешь. И ты мне не простишь. В конце концов, Темочка, если ты волнуешься, можно нанять кого-то из охранного агентства. Мы оба будем спокойны, а до родов ты успеешь вернуться.

— Обещаешь дождаться?

— Да-да! Оформляй документы.