Плач

Молодой Рассел беспокойно потирал руки — его мальчишеская заносчивость быстро испарилась. Я не мог представить, чтобы этот молокосос мог оказаться замешан в похищении книги. Более мягким тоном я опросил его подробно о его передвижениях, а затем сказал, что он может идти. Адриан с облегчением стремглав вылетел из комнаты.

Второй паж, Гарет Линли, был напуган — я сразу это увидел. Он был того же возраста, что и Рассел, высокий и худой, с длинными, аккуратно причесанными волосами. Я предложил ему сесть и спросил о его обязанностях в спальне.

— Я вхожу туда, ставлю новые свечи в подсвечники, кладу новое белье на сундук, а потом меняю цветы и раскладываю в комнате свежие травы и лепестки. Кормлю Рига, собаку королевы, если он там, но в тот вечер его не было. Я, конечно, не притрагиваюсь к постели Ее Величества — это для ее горничных. В тот день, я думаю, дежурной горничной была Мэри Оделл.

Я кивнул:

— Ты кладешь белье на сундук. Тебе известно, что в нем хранятся ценности?

— Клянусь, сэр, я не притрагивался к нему! Полагаю, он был заперт.

— Ты когда-нибудь проверял, заперт ли он?

— Никогда, — ответил юноша. — Я предан Ее Величеству. — Он возвысил голос, и я снова уловил в нем нотку страха.

Тогда я принял более дружелюбный тон.

— Ты не заметил чего-нибудь необычного в комнате в тот вечер? Может быть, что-то с сундуком?

— Нет, сэр. Уже темнело. Я принес лампу. — Паж нахмурился. — Но если бы что-то было не так с сундуком, я думаю, я бы заметил. В ту неделю я клал туда белье каждый вечер.

— Ты когда-нибудь видел тот украденный перстень?

— Нет. Мне говорили, что королева иногда носит его на пальце, но когда она проходит, я всегда низко кланяюсь, так что никогда его не видел.

— Очень хорошо. — Я поверил ему, но Гарет Линли, я был уверен, боялся чего-то более серьезного, чем мой допрос. — Ты сам откуда, мальчик? — непринужденно спросил я. — У тебя северное произношение.

Мой вопрос, похоже, еще сильнее встревожил юношу — его глаза забегали.

— Из Ланкашира, сэр, — ответил он. — Моя мать была когда-то фрейлиной Екатерины Арагонской. Это через нее моя семья получила свои земли. Она знала мать нынешней королевы, старую леди Парр.

— И так ты получил свою должность? Через связи своей семьи с матерью королевы?

— Да, сэр. Она написала лорду Парру, не найдется ли место для меня. — Дыхание Линли заметно участилось.

— Твои родители еще живы?

— Только мать, сэр, — сказал мальчик и немного помолчал в нерешительности. — Десять лет назад, после Северного восстания[23], отца посадили в Тауэр, и он умер там.

Я сосредоточенно обдумал это. Парень, чья мать служила Екатерине Арагонской и чей отец принимал участие в Северном восстании…

— Значит, история твоей семьи может заставить задуматься о твоих религиозных симпатиях, — медленно проговорил я.

Гарет сломался внезапно и полностью. Он чуть не упал со своего кресла и встал на колени, сжав ладони вместе.

— Это неправда! — воскликнул он. — Клянусь, я не папист, я верно следую королевским заповедям! Я постоянно говорю всем, если б только они оставили меня в покое…

— Встань, — ласково сказал я, жалея, что довел его до такого состояния. — Сядь обратно в кресло. Я здесь не для того, чтобы причинить тебе вред. Ты сказал: «говорю всем». Кому это «всем»?

Паж отчаянно замотал головой — по щекам его текли слезы.

— Давай, Гарет! — подбодрил я его. — Если ты не сделал ничего дурного, тебе ничего не будет. А если сделал — и признаешься, — королева будет милостива.

Мальчик издал долгий неровный вздох.

— Я ничего не сделал, сэр. Но, как вы говорите, из-за прошлого моей семьи все думают, что я из тех, кто шпионит за реформаторами. Хотя лорд Парр и королева знают, что моя семья лишь хочет жить тихо и верно служить. Но после того, как я пришел во дворец… — Он опять замялся в нерешительности. — Один человек подходил ко мне, дважды, и спрашивал, не соглашусь ли я замечать, что могу, насчет королевы и сообщать тем, кто, по его словам, служит истинной религии. Я отказался, клянусь… — Юноша жалко уставился на меня. Его лицо распухло от слез, и я вдруг понял, как выгляжу в глазах невинного мальчика, ступившего в эту позолоченную, прекрасную выгребную яму.

— Ты доложил об этом вышестоящим? Лорду Парру?

— Нет, сэр, не посмел. Тот человек, он… напугал меня.

— Когда это случилось?

— Как только я пришел, прошлой осенью. Потом снова, в апреле, когда началась охота на еретиков.

— Два раза подходил один и тот же человек?

— Да, и я не знал его. Я рассказал одному из пажей, и тот сказал, что такое бывает, когда впервые появляешься при дворе, — подходят от одной стороны или другой, и если хочешь уберечь свою шкуру, лучше сказать «нет». Подходит всегда кто-нибудь неизвестный при дворе, слуга кого-нибудь из больших людей, но не из дворца.

— Как его звали?

— Он не сказал. Первый раз он подошел ко мне на улице. Второй раз ждал меня у дома, в котором я бываю. Что-то в его лице напугало меня. — Мальчик потупился, стыдясь своей слабости.

— Можешь его описать?

Линли снова поднял на меня глаза и понял, что сейчас все решится.