— Я полагаю, вы пришли сообщить мне что-то важное, любезнейший Милдмор. Не торопитесь, я вижу, что вы волнуетесь. Позвольте, я предупрежу моих сотрудников, чтобы нас не беспокоили.
Я встал, и мой посетитель кивнул. Он действительно теперь немного успокоился, как это бывает, когда человек решил раскрыть важную тайну. Я вышел в контору. Николаса так и не было. Я подошел к столу Барака и быстро написал записку лорду Парру, сообщая, что Милдмор у меня в конторе, и прося прислать несколько человек, чтобы он, по крайней мере, не убежал. Джек озадаченно посмотрел на меня, но я приложил палец к губам и прошептал:
— Ты не мог бы доставить для меня срочное сообщение в Уайтхолл? Лорду-камергеру королевы.
— Меня пустят туда? — засомневался мой помощник.
— Скажи, что я работаю в Научном совете королевы по неотложному делу для лорда Парра. Как можно скорее. — Я запечатал записку и протянул ее Джеку.
Он покосился на меня, но встал и поспешил прочь, бесшумно закрыв за собой дверь. Велев Скелли говорить всем посетителям, что меня нет, я вернулся к Милдмору. Я обманывал его, поскольку мое появление в Тауэре явно заставило его поверить — ошибочно, — что я иду по следу, который привел к нему. Но, как и со многими другими всю прошлую неделю, у меня не оставалось выбора. И, в конце концов, дело касалось двойного убийства.
Тюремщик сгорбился в кресле, уставившись невидящим взглядом в окно на проходящих мимо юристов. Я сел за стол и сказал:
— Ну, теперь у нас времени сколько угодно.
Я улыбнулся, а мой собеседник вяло кивнул. Я решил начать с простых вопросов.
— Как вас зовут?
— Томас, сэр.
— И давно вы работаете в Тауэре, Томас?
— Два года. До того мой отец был там тюремщиком. Он и устроил мне должность в Тауэре. Сначала я был стражником снаружи, а когда отец умер в прошлом году, мне предложили его место. — Посетитель прямо посмотрел на меня страстным взором. — Но мне не нравится эта работа, особенно с тех пор, как я нашел Бога и вступил на путь спасения. А в этом году аресты столь многих несчастных агнцев Божьих ввергли меня в великую панику.
Значит, этот человек стал тюремщиком в прошлом году. Вероятно, он не хотел этого места, но найти другую работу было трудно, а это место защищало его от призыва на войну. В Тауэре ему было спокойно. Большие люди королевства сосредоточились на победе в войне, а борьбу между спорящими фракциями и религиозными верованиями временно отодвинули в сторону. Но весной все началось снова.
— Меня мучили угрызения совести, сэр. — Милдмор говорил так, будто я понимал его; он, очевидно, принимал меня за такого же реформатора. Наверное, так ему сказал Сесил. — Это благодаря моей церкви, нашему викарию, я увидел, что единственный путь к спасению лежит через Христа, а единственный путь к Нему — через Библию. — Он продолжил чуть громче шепота: — Я засомневался, действительно ли тело нашего Господа присутствует в мессе. — Теперь он с тревогой посмотрел на меня, хотя своими словами по сути не отрицал мессу.
Я ничего не сказал, но сочувственно кивнул.
— Мой викарий сказал, что я зайду слишком далеко, а отрицание мессы противоречит указам короля, который является главой Церкви и поставлен Богом, — продолжил рассказывать Томас. — Но вскоре я познакомился с мастером Кёрди.
— Пропавшим другом Грининга. Свечником.
— Да, сэр. Он был немного знаком с моей матерью. Она умерла в начале этого года. Я поговорил с ним после похорон, и он пригласил меня выпить. И свернул разговор на религию. Он образованный человек, самоучка, и приятная, обаятельная личность. Мы снова встретились, и он сказал, чтобы я приходил на дискуссии с людьми схожих мыслей, мне может быть это интересно.
Я посмотрел на вытянутое, бледное лицо Милдмора. Одинокий, серьезный, внутренне противоречивый молодой человек, которого, вероятно, недолюбливают из-за его работы, — то, что нужно, чтобы завербовать на сторону радикалов. Меня также поразило, что все члены сообщества были холосты, хотя у Вандерстайна могла быть семья во Фландрии. То есть жены и дети не отвлекали их от цели.
— И вы пошли? — спросил я тюремщика.
— Я впервые посетил собрание в апреле. Они всегда встречались в мастерской у мастера Грининга. Туда могли прийти только приглашенные, и нас просили никому не говорить о наших встречах. — Томас вдруг осекся и закусил губу. — И все, кого я там встречал, теперь разбежались, исчезли. Мастер Грининг мертв, а остальные пропали — не знаю, по собственной ли воле. Подмастерье Элиас, мастер Кёрди, Маккендрик, шотландский проповедник, голландец Вандерстайн, Майкл Лиман, служивший у королевы в Уайтхолле…
Я выпрямился.
— Лиман был членом вашего кружка? — Я и раньше думал, что между ними могла быть связь, но теперь получил подтверждение.
— Да. — Глаза Милдмора расширились. — А вы не знали? Что с ним случилось?
— Я лишь знаю, что он тоже исчез.
Я глубоко вздохнул. Значит, Майкл Лиман взял «Стенание» и отдал Гринингу. Теперь это ясно. И этот тюремщик также упоминал «книгу». Но я должен был ступать осторожно.
Милдмор снова встревоженно посмотрел на меня.