Питомец

Охотнику захотелось придушить чавкающих соседей, мешающих ему подслушивать мастеровых. Разговор у тех выходил уж больно интересный, а то, что носатый не врет и действительно что-то видел, охотник определил легко. Умел он чувствовать ложь, сказывалась кровь бабки-колдуньи.

— Ток мы его… да… Слухай сюды. Пошли мы тута на днях с кумом по грибы, значица. Ну, это самое, кувшинчик бормотухи взяли, шо теща у кума ставит. Добрая бормотуха, с трех глотков с ног валит, значица. Не то шо это дерьмо, шо здесь разливают… Прости, Пресветлыя… Ага, ну вот, взяли мы кувшинчик, чтоб подлечиться и лучше грибы видеть… Шо ты лыбишься, думаешь, мы с кумом, это самое, с ума сбрендили, раз по бабским делам в лес потопали? Не лыбься, это самое… — Крок глотнул бормотухи, печально посмотрел на показавшееся дно тары и накрутил ус на палец. — Пришли мы, значица, на полянку нашу заветную. Там грибов видимо-невидимо, каких хошь… тут и боровики крупныя, и красныя шляпы, и кабаньи грибы кругами, и все цельные не червивыя… вот, значица… Ну мы с кумом за такую удачу треть кувшинчика и уговорили, значица… И так хорошо нам стало с той бормотухи, ну прям ни в жизнь не поверишь. Куда там этой моче тутошней… Вот, значица… Сидим мы так с кумом и уже решили грибы собирать, шоб, значит, жинки не бухтели, что мы пьянствовать только горазды… — Отвернувшись от стола, рассказчик в сердцах сплюнул на пол. — Ну до чего склочные бабы, прям не понимают, шо в любом деле важен настрой и так просто ну никак не получается. А выпьешь кувшинчик, так сразу легко и приятственно становится… И все бы переделал, и бабы сразу такими красивыми становятся… Да-а-а, вымя особенно…

Компаньоны понимающе покивали друг другу. Худой растопырил пальцы, показывая, какой именно размер он предпочитает.

— Ну, значица, давай еще по одной замахнем… — Корк оборвал «приятственные» грезы собутыльника, вернув того с небес на землю. — Ну вот, сидим мы с кумом и слышим: хрюкает кто-то и листьями шуршит. Глядь — кабан, здоровущий, что теленок у мясника. Вываливается с женками своими и выводком на поляну и буркалами по сторонам зырк-зырк. Вот, значица… Мы с кумом и не поняли, как на дереве и очутились-то… это самое, да… Но кувшинчик не забыли, да, не забыли. Как такую замечательную бормотуху можно забыть? Не то что эту мочу ослиную, да… Вот сидим мы на ветке, а свин этот гадский (он, представляешь, с телегу купцовскую размером) понизу ходит дозором, а свиньи со свиненками грибы наши жруть да в земле ковыряются… Ну ты видишь, какие твари подлые, наши грибы жруть (Корк в гневе стукнул по столешнице)! Как теща кумова! Хотя та еще подлее, но бормотуху знатную ставит, не чета той, что здесь подают. Не, не уважают нас здесь, совсем не уважают… Ну вот, значица, сидим мы с кумом, с горя кувшинчик дальше освобождаем и вдруг слышим шум какой-то. Ну как мельниковский гусак крыльями машет, только громче, шибко громче… Насторожились мы, и свин внизу тоже насторожился, ухами своими зашевелил… Ох и здоровые у него ухи-то, с твою голову размером, не меньше… Да чтоб мне ни в жизнь больше не пить, если вру. Истинная правда! Их бы закоптить да мелко-мелко нарезать, да к пиву… Одно ухо драное у его было, как оттяпал кто. Насторожился кабан, ухами заводил, прислушивается… Вдруг что-то черное на него как упадет сверху-то, да в загривок вцепится, да как свин завизжит… Ох как он завизжал! Я такого сроду не слышал, мы с кумом аж вместе протрезвели. Да, значица, протрезвели, гадский свин, все впечатление от бормотухи испоганил, сволочь свинская… Мы, значица, с кумом от визга того друг в друга крепче вцепились, а сами на поляну глядим, что там деется… Трясемси, как осиновые листья. А там свиньи со свиненками давно в чащу утекли, а кабан уже дохлый валяется, а на шее у его здоровущего куска нетути, кровишша хлещет, значица, вот, это самое… Кум тут газков и подпустил, да. Пригляделись мы с ним, а вокруг свина рург топчется и жреть его… Большие куски от кабана отхватывает… Вот, значица, как. Какой рург, спрашиваешь? Да здоровый такой, с волкодава крупного такого, а то и поболе… Во, как у свояка твоего, что псарем у барона нашего служил, пока ему графский пес ногу не покалечил. Злобная зверюга, да-а-а… злобная… и черная-черная, как душа последнего висельника… Да не, не пес графский, хотя он тоже злобный и черный, я про рурга того… Вот, значица…

Корк обернулся назад, выискивая глазами Ринко. Найдя ее, он махнул девушке рукой.