Питирим

- Стойте, стойте, голуби вы мои!.. - ворчал Чесалов, усердно замазывая белилами шлем и лицо князя. Некоторое время все с чувством особой удовлетворенности любовались князем без головы, но рука богомаза разошлась вовсю. И вместо безбородой, в железном шлеме, на бывшем князе выросла другая, большая не по росту, седая, остриженная "под горшок" голова. Вместо кольчуги и белой туники грязное рубище до пят, в крови; на ногах лапти.

- Аминь, великий князь!.. Сравнялся! Был и нет тебя, - торжествующе провозгласил солдат Чесалов.

- После победы над свейским королем такой манир пошел... Во все церкви иконы князей суют. Святых царей, князей да митрополитов в божницу мужицкую норовят запихнуть. Немцы богомазы объявились, и царь им заказы дает - писать новые иконы, без бороды, без усов, в велико-княжеских и архиерейских одежах... Николая-угодника обрядили, как нижегородского архиерея.

- Золотой парчой нас не подкупишь... Нам справедливость и совесть нужны...

- Истинно говорят люди - церковь стала не божья, а государева... антихристова.

Дядя Исайя был человек начитанный, и его все со вниманием слушали. Вот и теперь у него в руках две тетради, которые он привез с Керженца для передачи в Благовещенский монастырь одному знакомому монаху. Тетрадь в полдесть "об иноке, впадающем в блуд". Тетрадь скорописная: "Чин на разлучение души и тела". Среди монастырской братии есть шатающиеся, тайно обольстившиеся раскольничьей прелестью люди. Дядя Исайя не забывает их снабжать книгами.

Теперь он сидел и думал над иконой; не надо ли чего еще прибавить?

- Да, братцы, не все здесь показано... - взяв руку солдата с кистью, объявил он. - Обряди старца в ножные и ручные кандалы, а за спиной - беса в архиерейской митре... С черной питиримкиной бородой.

Солдат Чесалов мог написать что угодно товарищам - с детства в селе Семенове расписывал ложки, чаши и сани. С отцом работали. Науку прошел. Пожалуйста! Вот и цепи. И получились они у него тяжелыми, жестокими, и морда беса в митре, - самая натуральная. Прямо хоть сейчас его в Преображенский собор литургию оглашенных служить.

- Этого мало, братцы, - вмешался и Софрон. - У меня есть мысль. Надо вложить мечь в руку сего старца...

Поднялись споры: зачем меч? Дядя Исайя разводил от удивления руками. Богомаз задумчиво ковырял в носу. Старец Герасим - на дыбы.

- Демон нашептал тебе, отрок, что ли, на ухо - меч? Старцева ли сия часть - держать орудия убийства в руцех?

- А доколе мы будем овечками? - громко спросил Софрон, дерзко оглядывая всех. - Если не меч, то копие или лук. Враги наши тоже сильны, их молитвами не одолеешь.

Здесь вставил слово Чесалов:

- Луком тоже много ты не сделаешь... Ружье. Мушкет.

В результате долгих споров Чесалов нарисовал в руке старца драгунскую саблю.

- Под Полтавой ею здорово шведам головы отшибали, - пояснил он. Ежели бы да старцам и беглецам их дать, тогда капут питиримкиной гвардии...

Когда икона была готова, стали обсуждать: как ее доставить в архиерейский дом. Это было самым трудным делом. В кремль лучше не входи. Ярыжки, фискалы, надворная пехота, монашеская стража; на всех стенах и башнях мушкетеры - везде глаза и уши митрофорного командира. На каждом шагу ждет "слово и дело".

Долго раздумывали, ломали голову. Наконец, Филька заявил:

- Доверьте мне... выполню.

Все вопросительно оглянулись на него.

Дядя Исаря, задумчиво сдвинув брови и погладив бороду, остановил свои глаза на Фильке.

- Не было бы опасно?

- За небо не хватаемся и зря на полу не валяемся. - Филька хитро подмигнул. - Не бойтесь!

- А ты сам-то где работаешь? - спросил Чесалов.

- По милости боярской - сам себе Пожарский... Посадский кузнец.

- Мотри, не попадайся... - прошамкал в углу старче Герасим.

- Этому можно. Свой. Вместе мы с ним в Городце, в бегах состояли, указал на Фильку Демид.

- То-то, - успокоился старик.

Софрон вынул из кармана листок.

- Вот мне пристав дал, - произнес он, приблизившись к огню, чтобы прочитать. - Списал он у дьяка Ивана доношение епископа царю: "Монахинь в лесах тысячи четыре будет, надлежит их взять всех в монастырь, а пища им хлеб и вода, а которые обратятся, тем подобающая пища; немногие из них останутся без обращения. Старицам, старцам и бельцам в лесах, полях, на погостах и по мирским домам никому жить не велеть под смертною казнью".

Чтение было прервано общим возмущением слушателей. Старец Герасим сидел нахмурившись, исподлобья оглядывая собравшихся. Демид обругал епископа. Дядя Исайя - хоть сейчас в рукопашную, рукава засучил и головой вертит, победоносно глядя на своих же.

- Ах, сатана!.. Вельзевул мохнатый! - шептал он, весь покраснев от натуги и еле переводя дух от прыганья.

Софрон, обождав немного, продолжал:

- ..."только не надо ослабевать, а вину положить для отводу, что по лесам в кельях живут беглые солдаты..."

Тут уж словечко вставил и солдат Чесалов, да такое, что старец Герасим уши зажал.