Питирим

- Да будет разум твой светел и душа твоя чиста перед архиереем... Не того ради богом поставлен епископ, чтобы величатися, напыщатися, во имя якобы почитания, но для того, чтобы все виды смирения христова в образе своем являть, свет истины в народах пробуждать и всякую неправду раскрывать, как то: злых отчуждение языка в ярости невоздержание, отклонение похотей, властей и церкви оглаголание, ложь и клятвопреступление. Аминь!

Он указал Елизавете на ее место:

- Испей. Не буду пытать.

И подвинул ей чашу и мед. Сам стал пить, раскрыв перед собою принесенную из Духовного приказа тетрадь.

Оторвавшись от тетради, он снова с улыбкой взглянул на Елизавету:

- Софрона, поди, забыть не можешь?

Елизавета смутилась так сильно, что чуть не уронила на стол чашу с напитком.

Епископ ее успокоил.

- Стыд и робость украшают девство, однако, епископ любит тебя и знаешь ты его близко.

Елизавета оживилась:

- Забыть трудно Софрона... Он был моим добрым наставником... Он хороший.

- Дружба одного человека благоразумного дороже дружбы всех людей неразумных... Давно известно. Но, оказывая доверие, смотри, как бы получающий его, будучи человеком двуличным, не воздал бы тебе за добро злом и хулой.

- Может, но не Софрон.

Питирим покачал головой.

- Плохо, когда сердце управляет разумом и любовь застилает глаза...

- Я знаю его! - вспыхнув, с гордостью возразила епископу Елизавета.

- Враг людей не может быть другом и в любви... Говорит доброе, а творит злое. Дознано: жил он блудно с посадскою гулящей жонкой Степанидой... А она живет блудно якобы с Филькою, кузнецом посадским... И она же в Печерском монастыре блудила... Знаешь ли ты ее?

Елизавета, побледнев, еле слышно прошептала:

- Может ли то быть?

- Показано многими.

- Он любит народ... Он страдает о нищете, о кабале народной... У него много друзей среди бедных.

Глаза Питирима заблестели в полумраке; стали большими и неподвижными. Он еще ближе подвинул к ней мед.

- Пей же, моя подруга! В моем одиночестве ты мне - посланное богом утешение... Беден я. Никто со мною не говорит так, как думает, только ты одна...

Елизавета для вида прильнула губами к фарфоровой чаше. Ей стало жаль епископа. Голос его был печален.

- Остерегайся льстецов и притворщиков, - продолжал Питирим. - Вот ведь и народ нашелся, доверяющий свои тайны Софрону... Народ этот бродяги, безместные скитальцы. Если бы они знали, куда он приведет их...

- Нет! - с гордостью произнесла Елизавета. - С ним дружбу водят не одни только бедняки, но и богатые люди, купцы, посадские...

- Не поверю я этому! Не пытайся меня уверить в противном... - сказал Питирим.

Елизавета вспыхнула:

- А первый от них - именитый гость Олисов...

- Афанасий?!

- Да.

- А второй? - с улыбкой спросил Питирим, как бы шутя.

Это еще более задело Елизавету, и она стала называть имена многих других купцов и зажиточных посадских людей, а когда кончила, Питирим спросил ее, уже не улыбаясь: не знает ли она, какие у Софрона знакомые люди из раскольников на Керженце. Елизавета долго думала и назвала только одного старца Авраамия - "лесного патриарха", а на посаде Фильку-кузнеца.

- И кузнец раскольщик? - переспросил, как бы мимолетно, Питирим.

- Раскольщик, но вида не показывает... Софрон его отвращал от раскола, а он его не слушает...

Епископ грустно покачал головою.

- Мало ты знаешь. Ни один раскольщик такого зла не может сделать в государстве, какое сей лицемерный юноша... Отринь твою веру в него, утопи в негодовании свою привязанность к нему... Он оклеветал тебя, обвиняя тебя в блудодеянии с ним и в заговоре к бегству на низовья, к ворам на промыслы...

Елизавета побледнела и сказала тихо, но твердо:

- Этого не может быть! Софрон кроткий, целомудренный, и того я не знала, что узнала в твоей келье...

Тогда Питирим подал ей раскрытую тетрадь:

- Читай.

- Не буду. Не верю ничему. Софрон не станет клеветать на меня.

Епископ спокойно сложил тетрадь и сказал:

- Теперь я вижу, какой опасный враг сей юнец, если он мог совратить в глубину страшного заблуждения тебя. Мы должны его уничтожить. Он враг наш. Он зовет народ к бунту.

Против этих слов епископа Елизавета ничего не могла возразить.

- Ты молчишь? - терзал он ее своим пристальным взглядом.

Елизавета, взглянув на лицо епископа, попятилась в страхе в угол...

- О каком народе ты говоришь?! - прошептала она.

- О том, который мне спать не дает... Твой Софрон неужто ничего тебе не говорил, ни о чем ином, кроме любви?.. Не поверю я тому...

- Ничего я не знаю... - со слезами пробормотала она, прижавшись к стене. - Не пытай меня.

- Если ты не знаешь, то он знает. Ужаснейшей пыткой я вытяну из него тайну... Кругом ходит измена, кругом слышу шуршание ползающих змей... Их зеленые, лукавые глаза смотрят на меня денно и нощно: из лесов, из скитов, из монастырей, из купеческих хором, из деревень... Они сильнее диавола.

Немного передохнув, Питирим сказал, смеясь:

- Не пугайся! Я могу подождать. Одумайся. Вспомни. Может быть, у тебя и найдутся полезные слова для меня... Если все поведаешь мне без утайки тебя награжу по-царски.

VIII