Питирим

Как же такому человеку не вмешаться? Из-под седых пучков по-молодому сверкнули черные глаза. Разгладил старина бороду и вставил свое слово:

- Водятся в реке разные рыбы: и головель, и окунь, и ерш, и язь, и плотва, и пескарь, и каждая свое перо имеет и цель, но щука их всех одинаково захватывает, житья не дает. Так же, я думаю, и с человеком, так же и с кремлевским распорядителем: по бороде - святой апостол, а по зубам - старая щука. Не беда бы этой щуке и в вершу влезть, ежели к тому случай есть. Надо понимать: всем нам грозит она, щука, всем без изъятия; кабала помещичья да кабала архиерейская так и ходят по пятам за всеми нами. Инако тут не изречешь.

Улыбка пробежала по его лицу. Пуще прежнего призадумались старцы.

Александр, действительно, был диаконовец, или, как его называли, "кадильщик". Сам он и основал эту секту. Попов не признавал, - только диаконов. "Буде! Побарствовали!" Александр поднял бунт против попов, отстаивал "второй чин": "последние будут первыми". Кланялся он и новым иконам, равно как и иконам старого письма; безразлично, и даже не отвергал четырехконечного креста. А рядом теперь сидели за одним столом раскольничьи попы и "восьмиконечники". Сам Исайя, хозяин дома, был ярый поповец и даже недавно в споре лютом бороду чуть не выдрал одному диаконовцу, Демиду Охлопкову. Были тут еще люди и других толков: онуфриевцы, сафонтьевцы и арсентьевцы, были и простые миряне.

Но вышло так, что Александр, после долгого раздумья, заявил:

- Дядя Исайя прав... Щука - она такая.

А его помощник и первый советчик, маленький, юркий, с раскосыми глазами, старец Варсонофий, и вовсе выпалил:

- Какая там щука?! Не щука, а самая рыба-кит! Всех проглотит! Весь Керженец! Всех без разбора сожрет!

Многих затрясло от страха. А баба соседняя, деревенская, тайком нырнувшая в избу, любопытства ради, вдруг заголосила тонким, щенячьим голосом, напугав всех. Бабу вывели.

После этого стало полегче. А диакон Александр даже улыбнулся. Отец Варсонофий, выводивший бабу, возвратился в избу еще более раскосым - глаза ушли совсем в разные стороны, перекрестился и, скромно усевшись в уголок, вздохнул:

- Не мешало бы поторопиться.

Лицо его блестело, словно блин, густо намазанный маслом. Многие недолюбливали Варсонофия, а Александр в нем души не чаял. Без него ни шага.

- Поспешать след, - решил Александр, - воля старцев - святая воля, и я подчинен ей. Искусство - половина святости. Буде имя господне благословенно отныне и до века.

Диакон Александр и "писатель-поморец" Андрей Денисов отправились в Александрову келью составлять ответы.

Александр всю надежду возлагал на Денисова. Вежливо помог ему снять кафтан, подал перо, бумагу, чернила. Подвинул сиденье. Помолились на икону Николая Мирликийского и расположились писать.

За окнами - бестолковое чириканье воробьев и бедовые голоса ребятишек. Не унимались и взрослые. Александр закрыл окна. Внутри скитской ограды разбрелись по холму избы на высоких подклетях, с крыльцами, сенями, переходами, тайниками, вышками, а вокруг них суетился народ. Продолжали шуметь. И многие настаивали, что не надо отсылать ответов. Можно погубить Керженец. Не надо поддаваться диавольскому наваждению.

Не состоявшие ни в какой секте, прятавшиеся в лесах беглые мужики, не понимавшие тревоги, вызванной вопросами Питирима, толклись тут же у избы, бессознательно взволнованные поднявшейся в староверческих скитах суетой.

Они приставали к проходившим мимо старцам с расспросами, а те отмахивались, бормоча что-то непонятное, делая страшные глаза и тем еще более повергая в страх и уныние скрывавшихся в скитах беглецов.

Варсонофий исчез куда-то. Андрей Денисов вынул из сумки, которая была у него надета через плечо, две книги в кожаных переплетах и заглянул в окно.

Только взял Денисов перо, - в келью ввалился народ, а впереди всех Варсонофий и Авраамий, прозванный "лесным патриархом". Бороды разлохматились. Глаза горели. Мелькали кулаки. Красные лица. Диакон Герасим, плечистый, длиннобородый, сцапал Денисова за руку, в которой было перо.

- Брось! Не надо! - прошипел он.

- Не слушайте, праведники, Питирима! - крикнул Варсонофий. - Какой это такой архиерей? Ведь он ради только чести и богатства от правой нашей веры отступился... предался царю-антихристу... на своих пошел, даже на отца.

- Не давать ему ответа, проклятому! - басил "лесной патриарх", черный, курчавый, как цыган.

- Не давать!.. - понеслось со всех сторон.

Александр, хотя и вскочил и начал успокаивать расходившихся старцев, однако по глазам его было видно, что он им сочувствует. Слишком ненавидел он Питирима.

Денисов поднялся со своего места красный, потный. Встряхнул золотистыми кудрями и крикнул:

- Братцы, мне - как знаете! Только недаром пришел я к вам! Помочь хочу! Верьте!

Все как-то разом стихли, ибо большим уважением пользовался среди керженцев олонецкий воитель за правду.