Рассказ об истории строительства церкви и башни часто уходил в такие далекие времена, что становился легендой, а облик башни поражал контрастом между величественностью и незавершенностью замысла. Растущая башня иногда казалась живым существом, а иногда наводила на мысль о том, как огромны человеческие планы и как коротка человеческая жизнь — уже не первое поколение продолжает некогда начатую работу…
Свою первую «Вавилонскую башню», мысль о которой могла родиться из этих впечатлений, Брейгель написал в Италии. Картина не сохранилась.
К образу Вавилонской башни Брейгель вернулся на родине. Он написал две картины — одну поменьше, другую побольше. Видимо, он написал их после «Самоубийства Саула». Он не только вернулся к однажды избранному сюжету Вавилонской башни, но продолжил начатую в «Самоубийстве Саула» работу над темами, взятыми из Ветхого завета.
К сожалению, нам не известно точно, когда и в какой последовательности были созданы эти картины. Иногда их относят к одному и тому же году, иногда считают, что их разделяет промежуток в несколько лет. Узнать это точно было бы очень интересно. Они выражают разные подходы к одной и той же теме.
Вот одна из многих загадок, связанных с нашим художником. По крайней мере к трем разным годам привязывают специалисты так называемую меньшую «Вавилонскую башню». Мы не можем сказать, что последняя по времени трактовка является самой убедительной. Картины отличаются друг от друга размерами, композицией, колоритом — всем замыслом. Представим себе вместе с некоторыми исследователями, что меньшая «Башня» предшествовала большей.
Прежде чем всмотреться в картины, вспомним библейское сказание о Вавилонской башне. Род человеческий, населявший землю, некогда говорил на одном языке, и каждый человек мог понять другого. Равнина, на которой жили люди, лежала между течениями рек Тигра и Евфрата, земля ее была тучной, урожаи обильными, и людям жилось здесь хорошо. Они впали в гордыню и дерзко решили построить такую высокую башню, чтобы она упиралась своей вершиной в небо. Поначалу работа спорилась, но когда башня стала заметно расти, бог разгневался на человеческую дерзость и, чтобы люди не могли завершить начатое, он отнял у них тот единый язык, на котором они говорили, и создал вместо него множество разных наречий. Люди перестали понимать друг друга, ими овладело великое замешательство, им пришлось бросить свою работу, и они, оставив башню недостроенной, рассеялись по всему свету. Город, где строилась башня и смешались языки и наречия, был назван Вавилоном. Брейгеля привлекли легенды о смелом стремлении человека к небу и о наказании за это стремление — греческий миф об Икаре и библейская легенда о Вавилонской башне. Легенды сложились в разных странах и в разное время, они совсем не похожи, и все-таки в них есть нечто общее: в каждой можно прочитать и стремление вверх, к небу, к солнцу, желание человека испытать до конца свой силы и крушение смелого замысла.
В двух картинах о строительстве Вавилонской башни Брейгель прочитал библейское сказание по-разному. В одной из них недостроенная башня занимает почти все пространство. Гигантским ступенчатым конусом возносится она в небо. Высоко поднялись незавершенные стены, скользящее по небу облако окутывает верх башни, как облака в горах окутывают высокие вершины.
Другие здания, поставленные рядом как бы для сравнения, едва достигают своими крышами и шпилями ее нижнего яруса. Строительство башни продолжается уже бесконечно долго. И это можно увидеть в картине. Кирпич верхних этажей еще сохранил свой красный цвет, кирпич нижних успел потемнеть и позеленеть. Такова сила воображения художника! Она придает легенде черты реальности.
Глядя на эту башню, мы понимаем, что она никогда не будет достроена. И не только потому, что знаем библейское сказание. Люди, разбросанные по ее уступам, неразличимо малы, они кажутся крошечными точками, они так несоизмеримы с нею, что глаз отказывается признать башню делом их рук. Смысл их действий не виден, он воспринимается как бессмысленная и безнадежная суета.
Спокойна, величава и невозмутима окружающая природа, чуть колышутся морские волны, клубятся в небе пышные облака, широко раскинулась равнина, пересеченная рекой, покрытая селениями. И нет этому окружающему дела ни до самой башни, ни до суеты тех, кто хочет ее достроить.
Если бы Брейгель написал только эту картину, вряд ли можно было увидеть в ней перелом его настроения. Но он не оставил тему и во второй раз воплотил легенду иначе.
Башня на другой картине тоже огромна и тоже недостроена. И ее незавершенная верхушка тоже поднимается выше облаков. Но другие создания рук человека — дома примыкающего к башне густонаселенного города, корабли, стоящие на рейде или причаливающие к каменному причалу, — соизмеримы с нею и представляют чудо человеческого умения; так разумны и совершенны их очертания. Почему бы людям, которые уже построили такой город, спустили на воду такие корабли, не построить башню до неба?