Питер Брейгель Старший

Прошло меньше двадцати лет с того времени, когда он был записан в списки гильдии святого Луки самостоятельным живописцем. Он и сам не мог уже, верно, вспомнить всего, что нарисовал и написал за эти годы. До нашего времени дошло не все созданное им, но, хотя сохранившееся — это лишь часть, осталось так много, что мы не сумели в этой книге охватить всего. Некоторые вещи, притом замечательные, остались за ее пределами.

Но о неустанной работе, которая подорвала силы художника, говорит не число созданных им картин и рисунков. Неустанные искания делают картины одного периода решительно непохожими на другие: между ними лежат всего лишь годы, но кажется, что прошли десятилетия. Он не давал себе отдыха, он не знал покоя.

Написаны «Нидерландские пословицы» и «Детские игры»… Художник может по справедливости считать, что нет рядом другого мастера, который умел бы так заполнить все пространство картины множеством разнообразнейших фигур, выражающих одну тему. Калейдоскопическая яркость картин, узорность композиции, бесхитростные намеки и сложнейшие аллегории, заключенные в них, нравятся зрителю, вызывают похвалы. Картины так своеобразны, что в них безошибочно узнают руку Брейгеля. Можно, нужно закрепить завоеванный успех, продолжать в том направлении, которое так счастливо найдено, так удачно начато.

Но повторяться, чуть видоизменяясь, скучно ему. Он пробует свое искусство в сложнейших графических и живописных фантасмагориях, и странные видения возникают под его пером и кистью, отталкивая и привлекая взгляд, пугая и заставляя догадываться о своем сокровенном смысле. И вот уже слава нового Босха сопутствует ему, но проходит недолгое время, появляется «Поклонение волхвов», и кажется, что художник решительно отбросил то, за что его ценят, и начал поиски заново. И точно так повторяется несколько раз в его жизни.

Открытия «Времен года» могли бы составить смысл и содержание целой жизни — у Брейгеля они связаны с работами одного года…

Не похожи картины разных лет друг на друга, но вместе с тем, и притом чем дальше, тем больше, они связаны друг с другом. Богатство наблюдений, направленных не на частности, а на суть, внутреннее чувство, живущее во внешнем движении, свежая непредвзятость взгляда, напряженность ритма и цвета, острый драматизм… Нет, это лишь часть тех свойств, которые объединяют многообразное наследие Брейгеля в наследие единое.

Тысяча пятьсот шестьдесят девятый год — последний год жизни Брейгеля. Зиму, весну, лето художник болеет… Зимой кажется, что новые силы придут с весной, весной кажется, что нужно только дождаться лета… Он совсем не работает в этом году. Ему еще нет сорока пяти, и трудно представить себе, что дни его уже сочтены и что их осталось немного, но, видно, так оно и есть, и с этим уже ничего не поделаешь… Он вглядывается в недописанную «Бурю», знает, как дописать ее, но, чтобы закончить так, как начал, нету сил. Он убеждается, что жена послушалась его приказания — опасные рисунки превратились в пепел. Он завещает ей свою любимую картину «Сорока на виселице». Думает о детях — ей придется растить их без него. Думает о друзьях — их в его жизни было немного, но это были хорошие друзья. С ними можно было говорить обо всем. С ними было хорошо молчать, когда говорить не хотелось.

Дорога представляется ему — узкая тропка протоптана в густом поле, проселок тянется мимо луга, дорога втягивается в узкую ложбину, ложбина становится ущельем, дорога по краю ущелья круто поднимается в гору, теряется в тумане. Но с высокого перевала видно далеко вокруг. Горы, горы, горы… Он видел их недолго и давно, но они не выходят у него из памяти. Скачут кони по каменистой горной дороге. Красный конь. И конь белый. Бледный конь, как зовется он в Апокалипсисе. И паруса. Ветром натянуты паруса. Откуда паруса в горах? Не в горах. В штормящем море. Вздымаются горы в небо. Борются со штормом корабли. Скачут и скачут кони. Тянутся и тянутся дороги. Бредут по ним, ведут один другого слепые. Идут по ним нищие и калеки. Безумная Грета, не разбирая пути, шагает по полю, и поле вытоптано ее тяжелыми шагами. Или, может быть, здесь проскакала испанская конница? Кричит воронье над виселицами, густо и гулко гудит тревожный набат. Стонет замученная земля.

Но пахарь идет за плугом. Но сеятель шагает по вспаханному полю и, хотя птицы выклевывают зерна, брошенные во влажную землю, он упорно продолжает бросать зерна в землю и знает, что пусть не все, но часть из них непременно взойдет. И за пахарем и за сеятелем идет жнец. И горячее солнце лета заливает золотыми лучами золотую тяжелую пашню.