Письмо к мертвой

В какой-то момент ты стала той самой комбинацией, что стоит подбирать при взломе сейфа. Тем сейфом был я. Все механизмы сошлись и замок открылся. Но немного поздновато, как бы не было прискорбно. Ты тогда лежала при смерти. А мне только и оставалось готовится к этому моменту. К пику зловещего катарсиса, обжигающего легкие от вздохов. Единственная мысль, что тогда спасала — это было твое желание. Я выполнил твою последнюю просьбу и со временем был прощен небесами. Даже они меня поняли.

Порой мне снится один и тот же кошмар, но он стал куда реже, он почти покинул меня. В этом сне твои глаза похожи на брюлики, кровать походит на надгробный монумент, а мы стоим посреди кладбища, окруженного многотысячными столбами деревьев. Мы смотрим друг на друга, и оба напуганы. Я рассматриваю твое восковое лицо и понимаю, что ты неживая. На тебе болтается белое платье, что мы купили для нашей свадьбы, а на голове у тебя венок, подобно тем, что пускают на языческие праздники в воду. Вдруг ты начинаешь смеяться. Смеяться на всю округу. Этот смех истерический. Тучи сгущаются над нами, облака становятся огромными кучами угля, что сыплется на нас, разбивая наши головы вдребезги. Я пытаюсь тебя остановить, успокоить. Все тщетно. Ты крепко-крепко обнимаешь меня и на миг успокаиваешься. Ты падаешь на эту кровать, что стоит посреди кладбища, а я с эффектом домино оказываюсь рядом с тобой. Ты говоришь, что тебе страшно и просишь поцеловать. Я прижимаю тебя к себе, закрывая от кусков угля, что летят с неба, а потом целую, в надежде, что мы спасемся. Тут же ты откусываешь часть моей нижней губы и просишь придушить этой самой подушкой, на которой ворочается твое тело. Я выполняю твою просьбу, как ефрейтор на службе, не задумываясь ни о чем, ведь мы всегда друг другу доверяли. Я чувствую, как твои судороги сокращаются, вижу, как небеса становятся светлее, а в груди легче дышать. Отойдя от шока, понимаю, что теряю много крови и меня тошнит от этого запаха. Меня вырубает. На этом я и просыпаюсь.

Знаешь, а ведь при жизни ты и гроша не стоила.