Читаем Письмена нового времени (CИ) полностью

Тишин — блуждающий осколок, его «деревенская порода», да и многие бывшие прежде еще в силах связи с этой малой родиной «давно сошли на нет», что особенно печально, так как деревня есть проекция, микрообраз центрального понятия аксиологии героя — Родины. В работе «Крушение кумиров» Семена Франка есть высказывание, удивительным образом созвучное умонастроениям Саши Тишина: «Одно родное существо есть, впрочем, у нас всех: это — родина. Чем более мы несчастны, тем более пусты наши души, тем острее, болезненнее мы любим ее и тоскуем по ней. Тут мы, по крайней мере, ясно чувствуем: родина — не «кумир», и любовь к ней есть не влечение к призраку; родина — живое, реальное существо». Из-за ощущения ускользающей Родины у героя прогрессирует внутренняя опустошенность, постепенно разъедающая его изнутри.

Единственное лекарство — переживание живоносной связи не просто с географическим пространством места рождения, которое подвержено неумолимому процессу запустения, но с особой материально-духовной субстанцией. Это одновременно и процесс собирания собственной личности из кусочков разноцветной смальты, осколков, в которых «можно было увидеть лишь непонятные черты, из которых никогда не составить лица».

В романе Прилепина прорисована ситуация тотального одиночества героя, он пребывает в некоем вакууме. Тишин вне города и деревни, уже практически ускользнуло прошлое, а будущее под большим сомнением, да и люди, встречающиеся на пути, лишь случайные попутчики. Санькя находится в некоем промежутке и никак не может прибиться к какому-то берегу, ведь сами координаты берегов размыты. Он между прошлым и настоящим, между семьей: дедом с бабушкой, почившим отцом и матерью, а с другой стороны, группой, партией, идеей, с которой также слитно связан еще от рождения. Он как Парус Лермонтова завис в пространстве, вне вертикальных и горизонтальных координат. Он «счастия не ищет», да и не бежит от него, а вожделенный покой обретается лишь в борьбе, «буре».

О пустоте в «Санькя» говорит и бывший ученик отца Тишина, преподаватель философии, ныне советник губернатора Алексей Безлетов, который выступает в романе антагонистом главного героя. Философ-чиновник исповедует, условно говоря, особый либеральный нигилизм. Тишинской позиции неприятия существующего порядка вещей противопоставлена та точка зрения, что никакого порядка и нет. Безлетов заявляет: «здесь нет ничего, что могло бы устраивать. Здесь пустое место. Здесь даже почвы нет… И государства нет». Страны никакой нет, людям лишь надо дать дожить «спокойно по их углам», потому как «народ… невменяем».

Следующий шаг из подобного нигилизма — человекобожеский проект: лепить из ничего, из собственного материала все что угодно по личному разумению, внушить народу то, о чем с восторгом заявляет герой платоновского «Котлована»: «Я же — ничто!» Таковы реальные выводы из безлетовских либеральных пристрастий. «Народ перестал быть носителем духа», «Россия должна уйти в ментальное измерение», то есть стать особого рода мифологемой, которая не имеет никакой связи с реальностью.

«Пустое место» Безлетова — это безвариативное небытие, без потенции к восстановлению. «Пустота» же в терминологии Тишина имеет ресурс, это нечто становящееся, как ДНК нового мира. «В этой стране революции требует все» — заявляет Саша. Сам герой планирует в вакууме, но в нем, в этой сквозящей пустоте, зачинаются и постепенно оформляются очертания будущего.

Человек — микрокосм, но не украшенный, не упорядоченный, с огромными зияющими провалами внутри: «это огромная, шумящая пустота, где сквозняки и безумные расстояния между каждым атомом. Это и есть космос. Если смотреть изнутри мягкого и теплого тела, скажем, Сашиного, и при этом быть в миллион раз меньше атома — так все и будет выглядеть — как шумящее и теплое небо у нас над головой. И мы точно так же живем внутри страшной, неведомой нам, пугающей нас пустоты. Но все не так страшно — на самом деле мы дома, мы внутри того, что является нашим образом и нашим подобием. И все, что происходит внутри нас — любая боль, которую мы принимаем и которой наделяем кого-то, — имеет отношение к тому, что окружает нас».

Эта интуиция, это переживание Прилепиным сформулировано практически в духе православной традиции. Тот же Семен Франк приводит образ, довольно распространенный и часто используемый в святоотеческой литературе: «подобно тому, как листья дерева отделены и как бы обособлены друг от друга, непосредственно не соприкасаясь между собой, но в действительности живут и зеленеют только силою соков, проходящих в них из одного общего ствола и корня, и питаются влагой общей почвы, так и люди, будучи вовне обособленными, замкнутыми друг от друга существами, внутренне, через общую связь свою с всеобъемлющим Источником жизни, слиты в целостной единой жизни» («Крушение кумиров»). В этом и состоит рецепт преодоления пустыни.

Перейти на страницу:

Похожие книги