Письма в Небеса

В сущности, вторжение в старые фильмы уже идёт. Их раскрашивают — бездарно, аляповато, разрушая начисто всю работу операторов, осветителей, художников, даже гримёров (под слоем краски грима не видать!). Старые фильмы сокращают! Да! Всем известно, что по «Семнадцати мгновениям» не только малярной кистью прошлись, но ножницами, — но не все знают, что, к примеру, «А зори здесь тихие» тоже тиражируются на дисках в порядочно урезанном виде. А дивную кинопоэму «Сибириада» урезали вдвое (!) — и сейчас нигде ни за какие деньги не купишь полный вариант. А изменение формата? — вместо прежних широкоэкранных нам показывают варварски искалеченные копии. А чудовищные «римейки»! Не в силах создать ничего своего, киношники переделывают нашу классику — и как же переделывают!.. В какую зловонную грязь погружают наши любимые картины… Не хочется говорить о вещах, о которых «не леть есть и глаголати», но вот более или менее приличный пример: римейк «Иронии судьбы». И дело даже не в том, что это исключительно бездарная поделка, что это и не фильм вовсе, а длинный рекламный ролик «Билайна»… Но вы посмотрите только: новая версия силится разрушить старую. Прежняя «Ирония» чем кончалась? — торжеством любви. А новая чем начинается? — отрицанием этого торжества! «Не верьте-де советским сказкам: какое могло быть счастье в Совке?!»

А теперь представьте себе, что будет, когда в руки новых сказочников попадёт новая технология! Тогда, в обновлённой версии, героя «Баллады о солдате» сделают дезертиром, девушек из картины «А зори здесь тихие» запишут в РОА, «Трактористы» заодно с «Кубанскими казаками» загремят в ГУЛАГ, «Мачеха» выгонит маленькую падчерицу из дому и сделает аборт назло мужу, а герой Никулина из фильма «Когда деревья были большими» ограбит и изнасилует свою названную дочь… Всё в духе современной российской кинематографии.

А потом шаловливые ручки дотянутся до советской кинохроники, и тут мы увидим настоящие чудеса…

Письмо 11 ГОРОД ПРЕОБРАЖЕНИЯ

…Батюшка уже торопился завершить беседу: пора было идти на отпевание, время поджимало… Вдруг в алтарь вбежал молодой псаломщик — взволнованный, ошеломлённый:

— Отец Геннадий, а вы знаете, кого будем отпевать? Шестилетнего мальчика! Уже привезли, гроб стоит…

Отец Геннадий Пономарёв осёкся на середине фразы.

— Что? Мальчика?.. Сейчас, сейчас, иду…

И обращаясь ко мне:

— Да… Такого у меня ещё не бывало… Шестилетний…

Что ж, может, для старых священников и не в новость видеть такое горе, но отец Геннадий — батюшка молодой, — не скрывал своего волнения. Мы поспешно простились, и я пошёл через храм к выходу. Перед аналоем и вправду стоял маленький открытый гробик, и в нём лежал мальчик в белой рубашечке. Я успел рассмотреть чистое лицо и губы в полуулыбке. Похоронных дел мастера горазды на подобные штуки, а всё-таки он в самом деле казался сладко спящим, безмятежно спящим…

Вот так… Прибавилось ангелов в небесах… Да родителям-то от этого не легче, по крайней мере сейчас…

В сторону родителей я даже взглянуть побоялся: нет-нет, слишком страшно хотя бы взглядом коснуться этой боли. Краем глаза успел заметить женщину, с ног до головы закутанную в чёрное, чем-то она напоминала сломанную куклу — какой-то неестественностью, болезненностью позы…

Детские могилы на современных кладбищах встречаются куда реже, чем на старых, дореволюционных. Для нас смерть ребёнка — кошмар, запредельная беда, а прежде каждая семья проходила через такое. Сейчас — не то, детская смертность уменьшилась, — прогресс… Или?..

— Стал я священником, начал исповеди принимать, — вспоминаю я слова отца Геннадия, — и что же меня поразило? Сперва одна женщина кается в грехе детоубийства, потом вторая, третья… На следующий день — ещё несколько… Потом ещё, ещё… Господи, да сколько же их?! И у каждой по пять, по шесть абортов… Только тут я сердцем почувствовал весь размах этого ужаса, хотя умом и раньше понимал. Повсеместно, поголовно! После таких исповедей выходишь на улицу и думаешь: вот идут женщины, вполне приличные, благопристойные как будто… А на каждой по нескольку убийств! Сейчас, конечно, я спокойнее всё принимаю… Привыкает человек ко всему… Но, может быть, это-то и страшно, что мы ко всему привыкаем?

…Выборг — город Преображенский. Главный православный храм здесь посвящён Преображению Господню, и праздник города приходится на день Преображения, и, помня это, я спросил у отца Геннадия, клирика выборгского Преображенского собора:

— А вам самим доводилось наблюдать преображение человеческой души? Как человек из грязи, из пропасти греховной поднимался к свету?

Батюшка ответил тотчас: