Такая дилемма: медпункт или школа-интернат? Медицина или образование? Чернышев считает, что никакой дилеммы, в сущности, нет. Есть два варианта, каждый по-своему интересный. Сказал же он честно Галочке Тереховой: «Спроси у Тони», сказал же честно Камышан: «Спроси у Галины» — и теперь куда кривая вывезет. Но странное дело: кривой-то, похоже, нет, а есть две непересекающиеся пока прямые дорожки. Правда, Камышан перестала заходить в гости к Тереховой, а та в свою очередь определилась в отношении «подруги — не подруги», ставшей, кажется, очевидной «не подругой». Ну что ж! Это даже к лучшему! Тем более, что интуитивно он принял меры предосторожности — кому хочется скандала! — и теперь, возвращаясь с зимовья, вновь квартирует у Егора Чирончина, а поздней — в пустом доме Елдогиров, откуда волен выбирать любой ночной маршрут — хоть на окраину, хоть в центр фактории. «Забочусь о твоей репутации», — объясняет он Тоне Камышан теми же словами, что и Галочке Тереховой.
«Что ж, поступай как тебе лучше, Саша. Саша, я совсем по-другому живу, чем раньше. Я дура, Саша. Понимаю, что это не вечно, но все равно, Саша, приходи чаще. Я тебя всегда жду. Вот дура: хочу, чтобы ты заболел хоть на неделю. Саша, первый и последний раз скажи: тебе со мной хорошо?» — «А зачем бы я тогда приходил?»
«Ага, признался, Санечка! То-то! Я знала, что тебе со мной хорошо. Мы как один человек, правда? Ох, Санька, какой ты!.. Слушай, Санечка, если ты думаешь, что я от тебя отстану, то зря мечтаешь. Я в тебя влюбилась, как… ну, в общем, как Изольда! Я тебе говорила, что ты меня совсем заколебал? Ну вот. Это любовь, самая настоящая! Можно, я приду в избушку послезавтра, у меня отгул?»
«Нет, не надо. Работать должен».
«Да, конечно, я понимаю. Я не навязчивая, Саша. Я привязчивая. Привязалась к тебе, Саша. А ты мне не пара. Ты из другой жизни, Саша. Но все равно мне повезло. Будет что вспомнить старухой. Смеешься? А это правда. Я, наверно, никогда замуж не выйду. Я некрасивая, грубая, не знаю, что ты во мне разглядел. Что, скажи, пожалуйста?» — «Ну, скажу. Душу, Тоня».
«Как ты меня назвал? Тоней? Этого еще не хватало! Почему ты ее вспомнил, признавайся?» — «Извини, Галя».
«Знаешь, ты сейчас назвал меня Галей. Случайно или думаешь о ней? Конечно, она моложе и красивая к тому же. Но я не могу представить, Саша…».
«И не представляй, не надо».
«Как представлю, так, кажется, исколотила бы ее! Хотя она такая здоровая! Видел, какие у нее руки — как у молотобойца! А у меня видишь какие ручки, слабые-преслабые! Но нежные, правда? Ласковые, да? Что? Уже уходишь?»
«Пора. Извини».
«А когда ждать, Саша? Ты знаешь, я теперь ожиданием живу. Говорят, ждать трудно, но, по-моему, это вранье. Я ж с радостью. Вот-вот придет. Смотрю — идешь».
«Смотрю, появляешься на горизонте! Ага, не выдержал Санечка! Вот погоди, еще привяжешься ко мне, как я к тебе!». «Будь осторожен, Саша». «Смотри, Санечка, не замерзни!» Но так не может продолжаться вечно, даже если он использует для своих визитов темные, студеные ночи. Фактория маленькая, но глазастая, тем более что Чернышева еще видят на почте, куда он заходит смело днем, иногда подолгу распивая чаи, иногда даже дремля с книгой в руках на хозяйкиной кровати, пока сама хозяйка обслуживает за стенкой немногих посетителей. И в мужской домашней помощи он не отказывает Слинкиной, как прежде. Шефство же взял, надо понимать! Тоня и Галочка знают об этих посещениях и прощают их — не ревновать же его к дурнушке и простушке Слинкиной!
И все-таки настает день, когда Чернышеву приходится выбирать. Галочка Терехова, сама того не зная, добилась многого: он бывает у нее намного чаще, чем в медпункте, и она вырывает у него обещания, не свойственные ему: например, приютить ее на первых порах в Т., когда приедет туда. Это уступка темпераменту, с которым воспитательница тормошит и теребит измочаленного беднягу охотника. Шесть соболей за полтора месяца, а сколько, черт возьми, исхожено по заснеженной тайге! «Помолчи, Христа ради. Дай отдохнуть, полежи спокойно. Я уже знаю, что ты меня любишь. Не обязательно доказывать это каждую минуту, понимаешь? Да, я красивый, да, бородка у меня шелковистая — давай это установим раз и навсегда. И ты красивая, согласен. Оба мы красивые. Созданы друг для друга, согласен. Руки у тебя нежные, согласен. Да, ноги длинные, фигура стройная, согласен. Не говорю „люблю“, потому что это слово — атавизм. Могла бы знать, что такое атавизм, все-таки окончила училище! Это слово не из моего лексикона. Что такое лексикон, надеюсь, знаешь? Нет, не злюсь. Просто хочу полежать спокойно, послушать музыку. Убери ногу, мешает. Стройная нога, стройная, но мешает, понимаешь! И не вздумай сказать, что я тебя заколебал — уйду сию секунду».