Письма. Том III (1936)

Как Вы, может быть, слышали, от 1923 года до 1929 года продолжалась наша Средне-Азиатская экспедиция, которой была посвящена немалая литература. Экспедиция была от Американского Музея, и, как и явствует из документа, все средства на экспедицию были американские. Теперь же, по прошествии девяти лет, г-н Х[орш], бывший все время моим доверенным, с неожиданно злоумышленными целями дал сведения в Деп[артамент] налогов, очевидно, представив средства, потраченные на экспедицию, моими личными, почему, несмотря на мое вызванное делами отсутствие, наложен от Правительства лиин[636] на мою единственную собственность в Америке. Кроме картин, никакой собственности у меня нет. И как художник я живу лишь моим творчеством. Самое же печальное в этом деле то, что такой лиин может накладываться лишь в случае какого-либо фрода. Неужели же я на седьмом десятке лет при всеобщей известности моего имени мог бы допускать какое-то злоупотребление? Лишь злая воля, или зависть, или какая-то месть могут создавать такое ужасное положение, чтобы омрачить имя, за шестьдесят два года ничем не запятнанное, и тем повредить мою деятельность в Америке — в стране, о которой я столько раз сердечно писал и которой принес лучшие результаты моей деятельности. И вот теперь, пользуясь моим отсутствием, не щадя болезни сердца жены моей, пользуясь тем, что я могу иметь средства лишь от картин моих, именно на них накладывается угроза их принудительной распродажи. Между тем ведь всем же известно, что оба указанных года мы все были в Средней Азии и в Тибете и большую часть времени были оторваны от всякой возможности сношений с миром. В литературе указаны и те смертельные опасности, когда мы более полугода были остановлены в летних палатках в зимнее время на высоте 16 тысяч футов в Тибете. Известно, как погиб весь наш караван и пять человек наших спутников. И вот в это самое время, когда мы почти что погибли, когда жена моя навсегда потеряла свое здоровье, меня обвиняют в невзносе каких-то налогов. Но ведь все экспедиции не подлежат налогам, иначе экспедиции не могли бы вообще тронуться с места. Отправляясь в экспедицию и по возвращении, я имел всегда уверения г-на Х[орша] в том, что все в порядке и что он счастлив избавить меня в моей художественно-научной деятельности от всех финансовых хлопот. Итак, после пятнадцати [лет] деятельности, связанной с Америкой, на пользу этой любимой страны меня обвиняют и ставят в безвыходное положение. Ведь не только вопрос идет о самом налоге, но идет дело о запятнании имени. Денежных средств у меня никаких нет. Из заработков моих посильно я уделял и жертвовал на образовательные задачи. Я даже не имею средств приехать в Америку. Для приглашения адвоката мне приходится прибегать к помощи друзей, которые тоже стеснены в средствах. Если сложить все факты создавшегося положения, то истинно получается трагическая картина. После сорокапятилетней культурно-просветительной и творческой работы, отмеченной всеми странами, меня обвиняют в каких-то преступлениях, которые совершенно не свойственны моей природе. Единственно, в чем меня можно обвинять, это в том, что, как оказывается, я доверял лицу, которое этого не заслуживает, которое ради своих корыстных целей пытается извратить истинные факты. Но ведь сердце не разучилось еще доверять людям![637] Все обстоятельства этого неповторенного дела настолько и особенны, и трагичны, что я должен апеллировать к нации как старинный друг Америки. Ведь и первая Выставка американского искусства 37 лет тому назад в Петербурге была устроена моими трудами. Язык искусства есть язык мира и дружеского объединения. Теперь же все мои лучшие устремления попираются злою волею. Я знаю, что Деп[артамент] налогов вводится в заблуждение злою волею. Г-н Президент, к Вашему сердцу и к Вашей широкой справедливости обращаюсь. Ваше справедливое слово может рассеять весь мрачный туман, сгущаемый злыми людьми. Пусть не останется в истории Искусств этот мой вопль оскорбленного доверия без сердечного ответа. Я пишу Вам от сердца к сердцу. Пусть будут выслушаны мои друзья-сотрудники, такие как мисс Франсис Грант, О’Хара Косгрэв, Александр Меррит, Уортон Сторк, Чарльз Крэн и все те, кто знают мою деятельность. Знаю, что Вы не оставите без внимания это мое обращение как друга Америки, знаю, что и Америка отнесется дружественно и справедливо.

Злоумышление опасно отразилось на и без того подорванном здоровье жены моей. Она видела в Вас великого Строителя Новой грядущей Эпохи счастья человеческого. Знаю, что Свет побеждает тьму и Справедливость торжествует. К Вашему сердцу, г-н Президент, обращаюсь!

235 Н. К. Рерих — З. Г. Лихтман

[Не позднее 1936 г.] [Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]