Письма только для своих

Если же вы все равно захотите мне что-нибудь подарить, то пусть это будет что-то ободряющее.

Я близок к отчаянию.

Трубкозуб

Звери видели, как над лесом поднимались большие облака черного дыма, а перед этим можно было слышать продолжительный грохот и несколько взрывов.

Они посмотрели друг на друга.

— Да-да… — кивали они. — Ох уж эти торты!

Потом они качали головами и думали о трубкозубе и его отчаянии. Все приготовили для него что-то ободряющее и послали ему подарки с ветром или положили под дверь.

Клубы черного дыма от сгоревшего торта все еще висели вокруг, когда трубкозуб разворачивал подарки, рассматривал их, при этом долго и громко всхлипывая.

Потом он вытер слезы. Очень медленно его отчаяние выбралось из него и скрылось в кустах, а потом, уже под вечер, исчезло за горизонтом. В голове у трубкозуба появились ободряющие мысли, которые подарила ему белка. А перед тем как лечь спать, он даже немного поплясал у себя на холодном полу и при этом говорил сам себе:

— Привет, трубкозуб! Привет, привет.

«Может, у меня почаще должно что-нибудь не получаться», — подумал он, укутываясь одеялом. Но не успел он как следует подумать об этой странной мысли, которая больше всего была похожа на треск сухого дерева в ураган, как глаза у него закрылись, и он заснул.

Далеко-далеко, на краю океана, жил нарвал.

Жилось ему там одиноко и холодно.

И часто он с трудом сдерживал свою печаль.

Больше всего на свете ему хотелось пригласить кого-нибудь в гости. Но он не знал, как это сделать.

Однажды он медленно плыл по океану, пока не приплыл к альбатросу.

— Привет, альбатрос! — сказал он.

— Привет, нарвал! — откликнулся альбатрос.

— Ты случайно не знаешь, как пригласить кого-нибудь в гости?

— В письме, — ответил альбатрос и расправил крылья. — Напиши письмо.

— Вот как, — произнес нарвал и снова поплыл через весь океан назад, к себе домой, при этом размышляя: «Так-так, значит, мне нужно написать письмо».

Но когда он приплыл домой, то вспомнил, что не умеет писать.

— Ой, — сказал он. — Я совсем забыл!

Ему стало ужасно стыдно. Он хорошенько отдохнул и снова поплыл к альбатросу, чтобы попросить научить его писать.

— Это для письма? — спросил альбатрос.

— Да, — подтвердил нарвал.

— Ладно, — согласился альбатрос. — Тогда давай начнем. Первая буква, которую ты должен выучить, это «Д». Как только научишься ее писать, приплывай обратно.

Широко взмахивая крыльями, он написал в небе букву «Д».

«Это трудно, — подумал нарвал. — Очень трудно!» Он переплыл океан, выучился писать букву «Д» своим бивнем в пене прибоя и снова поплыл обратно. Тогда альбатрос научил его писать букву «О», а на следующее лето букву «Р».

В конце концов нарвал научился писать слово «дорогой».

Дорогой дорогой дорогой

— написал он три раза подряд. «Так должно быть понятно», — решил он.

А потом он ужасно устал. По щеке скатилась огромная слеза, потому что он вдруг не смог сдержать печали.

«Я, пожалуй, остановлюсь на этом», — заключил нарвал. Он, конечно, знал, что настоящее письмо должно быть длиннее, но к тому моменту потерял надежду еще что-нибудь выучить.

Он прикрепил письмо себе на дверь и твердо решил больше никогда не переплывать океан.

Мрачный, нарвал лежал у себя дома в темной воде и думал о дорогих неизвестных зверях, которые могли бы зайти к нему в гости, если бы знали о его существовании. Но он не знал, как пишется «неизвестные».

Как-то раз мимо его дома проплывал кит.

— Дорогой дорогой дорогой, — прочитал он.

«К чему это он?» — удивился кит.

Он заглянул в окошко, но нарвал лежал в углу в темной застоявшейся воде.

«Кит, — думал он. — Если бы я мог это написать… Дорогой кит…» Но он сдержался и не проронил ни звука.

«Наверняка его нет дома», — пришел к выводу кит, который так и не смог ничего разглядеть в темноте. «Жалко», — подумал он, нахмурил брови и поплыл дальше.

Слон был в гостях у белки.

Начиналась зима.

Слон от души накачался на белкиной лампе, успел пару раз упасть и снова подняться, а теперь пил ивовый чай за уцелевшей половинкой стола. Белка сидела на ножке стула и облизывала сладкий буковый орешек.

Долгое время они молчали.

— Мы ведь сейчас очень довольны? — спросил слон.

Белка кивнула.

Вдруг на лицо слона набежала мрачная туча.

— Мне пора идти, — сказал он.

— Ладно, — ответила белка.

Они замолчали.

— Я боюсь, белка, — проговорил слон. — Боюсь, что опять упаду.

Белка ничего не сказала. Она не могла припомнить ни одного случая, когда слон уходил от нее по-другому.

— Но я не хочу больше падать! — закричал слон и стукнул передней ногой по половинке стола, отчего она развалилась вместе с чашкой.

Слон мрачно уселся на пол.

— Я всегда падаю. Всегда! — сказал он.

Белке очень захотелось ему помочь, и она задумалась.

— А что, если я тебя перешлю? — вдруг спросила она.

— Перешлешь?

— Как письмо.

— Как письмо??? — удивился слон.

Но белка уже схватила ручку и большими буквами написала на животе у слона: