Письма спящему брату

А с Ним… ну, попробуй с Ним договориться. Последний раз. Пообещай Ему что-нибудь пафосное такое, несусветное, на Джомолунгму босиком, если только Он оставит тебя в живых. Не для себя ведь просишь, для дела, для Его дела, для этих ничтожных людишек. Стребуй с Него гарантий, Он же должен, слышишь, Он должен тебя спасти! Да нет, не в этом смысле… от страшной болезни. Он же обещал, чудеса там всякие, всё такое. Требуй! Себе, про себя, для себя!

А когда ничего не выйдет по-твоему — прокляни и Его тоже. Вот оно, наше решение, наш ответ.

Я проникаю в эту серую палату, где лежит на каждой койке лучшее, несомненнейшее доказательство превосходства нашей бестелесности — страдающее смертное тело. Этот дежурный мертвенный свет, и такая же дежурная тоска, и обида…

Почему здесь он? Ее муж? Он же должен сидеть в интернете? Разобраться с его искусителем, и немедленно. О чем он вообще говорит? «А помнишь, как тогда…» не было, не было этого, а если и было, то теперь уже нет, теперь боль, мрак, страх. Больше ничего. Твое тело само пожирает себя, это Он так устроил. Откажись. Плюнь.

Как трудно здесь дышать… как невыносимо… сколько молитв самых разных людей сплетаются в полог над ее кроватью… какой отвратительный запах от этих дорогих лекарств, их купил едва знакомый человек… а еще от этой крови, которую сдавали для нее коллеги по работе, школьные друзья — зачем? Сколько, сколько недежурного света, отовсюду… Режет глаза. Я не могу так работать. Это нечестно. Что же, мы получим ее и потеряем десятки других людей? Я не согласен! Но вот эту, ее я отпустить уже просто не могу. Она моя, моя, моя!

Зачем она улыбается, что она сейчас говорит? Почему считает, что кому-то здесь хуже, чем ей? Как она смеет помогать другим? Старик, старик в бушлате — зачем он здесь?!

15

Прошел ведь уже год земного времени с тех пор, как мы выбрали ее в качестве объекта воздействия. Целый год. Кто, интересно, так меня подставил? Не может быть, чтобы я сам. Найти, найти виновного, и покарать! Это интриги, я доподлинно знаю.

Я даже не хочу описывать, что там творилось, в ее палате. Земной мир вставал перед ней во всей беспощадной наготе и открывал окно в мир духовный. Она задыхалась, она рвалась, она пыталась укрыться одеялом былых представлений, тешиться погремушками прежних дел, грезить давно уже неосуществимыми планами. Мы так хотели ей в этом помочь… Почему умирающим можно опиум, а это — нет?

Несправедливо! Если Он убивает — пусть убьет ее сразу, одним ударом. Почему Он дал ей столько времени на переход? Почему дал ей примириться с ближним и дальним? Почему я и близко не смог подойти к последней исповеди, вырывавшейся из хрипящего горла за несколько дней до того, как…

…как он взял ее за руку, все в том же ненавистном бушлате, и для нее не стало боли, не стало мрака, и даже те длинные, подробные счета, которые ползавшая под ногами старика Притворяла все пыталась предъявить, почему-то совершенно не брались в расчет, и в море ослепительного света даже не разглядеть было ее каракулей.

Ладно. Хватит об этом. Просто невыносимо, в конце концов.

А главное, главное! Меня, звезду искусителей, Балабола Великолепного, переводят на, как они это назвали, «творческую работу». В главное управление глюкографии и бредоведения, подумать только! Писать сценарии для наркоманов, шизофреников и особо продвинутых эзотериков. Ссылка, настоящая ссылка. Ничего, я еще поднимусь, я покажу себя! Буду тщательно изучать материальную часть. Вот, кстати, хороший справочник по фармакологии… сравнительный анализ конопли из Чуйской долины и степей Северного Казахстана… Собрание сочинений Блаватской… Теоретическая подготовка всегда была моей сильной стороной.

Обязательно засяду за эту литературу. А пока хотя бы поем холодца…

Письма спящему брату

Предисловие

Как родилась идея этой книги? Сначала я написал «Записки Балабола» — продолжение гениальных «Писем Баламута» К. С. Льюиса. Это был дневник беса-искусителя, занимающегося своим делом в современной России, во многом шутливый, но отчасти серьезный. Говорить об аде совершенно всерьез было бы просто жутко, да и нет у меня такого опыта, но зато вполне можно было расставить некоторые вешки на наших повседневных тропках: осторожно, если идти в этом направлении, рано или поздно тебя обступит тьма.

«Записки Балабола» вышли, вызвали некоторое количество отзывов — и просьб о продолжении. Но продолжать писать от имени беса мне не хотелось совершенно: да, форма эта почти беспроигрышна, так можно обличать пороки ближних и несовершенство общественного устройства почти бесконечно, но где-то надо остановиться. Вот если бы можно было взглянуть на человеческую жизнь глазами ангела… Нет, такого я написать просто не мог, это я понимал совершенно четко. Если на страницы выходит невсамделишный бес (а такой, конечно, только и может выйти, иначе бы каждый из нас содрогнулся от отвращения на первой же странице), это всего лишь ослабленный штамм бактерии, прививка от болезни. Но ослабленный ангел?!