Письма спящему брату (сборник)

– Разумеется, ваше непотребство, – бес явно знал этикет, – к тому же приходилось постоянно учитывать наличие таких досадных факторов, как искренняя молитва и регулярное участие в таинствах Врага. Знаете, бывают такие моменты, когда самый лучший искуситель ни на что не годен. Не все от нас зависит.

– Но это обстоятельство, – строго напомнил я, – не избавляет тебя от положенного отрицательного стимулирования за неудачи в искусительной работе, не так ли?

Бес скривился, но мужественно продолжил:

– Тогда я перешел, как вы изволили выразиться, к более уточненным искушениям, а именно, к фантазиям. Если уж не удалось увести его из храма, я решил до отказа заполнить храмовое пространство выдумками – его собственными, моими, чьими-то еще, да любыми, какие только найдутся. Главное, чтобы он и сам не жил в реальном мире, и прихожанам своим не давал. Я постарался погрузить его в XIX век. История России в XX веке представлялась ему сплошной ошибкой, и не оспаривая его оценок, я подкинул простенькую идейку: надо просто перемотать пленку назад и вернуться в золотое время, хотя бы в одном, отдельно взятом приходе! А что исторические события связаны друг с другом точно так же, как двадцатый номер следует за девятнадцатым – от этой мысли я его тщательно оберегал.

Его христианство стало потихоньку обретать вид костюмированного бала в этнографическом музее – стилизованные одежды, нарочитые интерьеры, обветшалые слова, и все это никак не связано с жизнью, текущей за стенами добровольной резервации. Словно он и его прихожане, а главное – прихожанки (кроме тех, кто разбежался) устремились не в царство Врага, а в некое тридевятое царство-государство из сказочного мира. Град Китеж, художественно выражаясь.

– Ты думаешь, – прервал я его, – что удастся удержать его в этом надолго? Что он не начнет со временем относиться к этому маскараду как к чему-то совершенно внешнему? И тогда что нам пользы – один обставляет квартиру в стиле хай-тек, другой в псевдорусском, и только-то.

– Разумеется, – подхватил бес, – он не настолько глуп, чтобы застрять во всей этой фольклористике. Тем более, что ему пришлось бы решить для себя, в какой именно век возвращаться – а тут уж на каждом повороте его что-нибудь, да отрезвило бы. Девятнадцатый век или шестнадцатый равно не похожи на царство Врага, хотя каждый из них не похож по-своему. Но в него прочно запало нечто куда более существенное: привычка выбирать из всего многообразия этого мира нечто созвучное его настроениям и объявлять это высшей ценностью. А все, что не похоже на это – от нас, родимых.

К тому же он очень увлечен своей властью «вязать и решить». Я, конечно, постарался, чтобы он понимал ее в основном как «связать да и порешить» всякого, кто ему не по нраву, и тут, признаюсь честно, его природные склонности сыграли мне на руку. Конечно, конечно, мне удалось спрятать эту властность за скромностью поведения, тихим голосом. Он не посылает отбивать поклоны, а вкрадчиво советует: «ну, тут бы десять поклончиков очень хорошо» – но таким голосом, с таким настроением, которые не подразумевают отказа. А если кто не хочет слушаться – ну что же, он даже не станет выталкивать такого человека из своего круга, он просто не снизойдет до его неправильностей, а продолжит гнуть свое. Не хочет, бедненький, поклончики, гордынька его задела, я о нем помолюсь… А когда он уйдет, останется только вздохнуть о пропащей душе: мол, изначала не от нас был, вот и ушел, и вся недолга.

Вокруг него собирается круг молодых людей и в особенности девушек, для которых «наш батюшка» медленно, но верно заслоняет собой Врага. Не так важно, кто там что наговорил две тысячи лет назад, как важно уловить тончайшую перемену в настроении своего пастыря, угадать, вовремя посокрушаться вместе с ним об страстной эмоциональности западных святых или повздыхать о том сладком будущем, когда вновь спустится с небес на землю самодержавная монархия… Прочь, прочь от этого неуютного мира в сладкие грезы, тонкие переживания, примитивную вкусовщину, которую мы и назовем духовностью!

– Отлично, – я не мог не признать определенных успехов за этим бесом, – Я справлюсь насчет энергетической подпитки в органах распределения. Но помни: ставки высоки! Тут тебе не пьянство или блуд, тут тонкая работа.

– Рад стараться, ваше непотребство! – обрадовался бес.

– Ну, а что же наша подопечная? – обратился я к чертовке, – млеет от него?

– Млеет, еще как млеет, – захихикала та, – особенно на фоне мужа-то! И чувство какое глубоко духовное, не то, что у некоторых! Какой он образованный, да тонкий, да понимающий, но в то же время ранимый! Вот если бы встать с ним рядом, пройти по жизни, ведь матушка его, она его все же не понимает, слишком груба, приземленна для нашего батюшки. И вокруг все какие-то кликуши да лицемерки, то ли дело я со своей духовностью, – затараторила чертовка.

– Не торопись, девочка, радоваться, – прервал я ее, – неужели она не заметит, насколько примитивны твои рассуждения?