Письма с войны

Брюнетка медленно покачала головой, пытаясь справится с шоком и облечь свои мысли в слова:

- Где ты была?

Знакомое напряжение сковало Эмму, когда мысли наполнились непрошенными воспоминаниями. Она разжала кулак и глубоко вздохнула, заставляя их отступить.

- Это очень долгая история, – нехотя пожала плечами Свон.

- Три с половиной года, – Эмма замерла, пораженная тем, как натужно звучит голос такой обычно собранной женщины. Глаза цвета горького шоколада заблестели от сдерживаемых слёз. Реджина дрожала, и это было заметно даже несмотря на то, что она обнимала себя, пытаясь успокоиться. – Вот, сколько тебя не было. Три с половиной года. Мне плевать, насколько это долгая история. Что с тобой случилось?

Блондинка сделала крошечный шаг вперед, несмело протянув ладонь. Инстинкт говорил ей, что ей нужно взять Реджину за руку, переплести их пальцы, что слишком давно она не делала этого. Но вместо этого Эмма остановилась, так и не дотронувшись до брюнетки, и торопливо засунула руки в карманы куртки.

- Меня взяли в плен, – тихо сказала она. – Я не знаю их имен и вряд ли когда-нибудь узнаю. Спасло меня то, что они надеялись выбить из меня информацию или обменять на кого-то из своих, – блондинка сухо, невесело усмехнулась, безотчетно коснувшись шрама на щеке. Его оставила ей дрожащая рука, ведомая отчаянием. – Я хорошо сопротивляюсь.

Реджина прожигала девушку взглядом, и, глядя, как по её щеке катится слеза, Эмма слышала невысказанные вопросы: «Что они сделали? Ты в порядке? Ты здесь? Ты, правда, здесь?» Когда брюнетка сама шагнула к ней, сокращая расстояние между ними ещё на дюйм, Эмма перестала дышать. Сердцу стало тесно в груди, казалось, оно может разорваться в любую секунду.

- Тебя держали в заложниках всё это время? Мне говорили, что ты в плену, но…

- Нет.

Реджина замерла и озадаченно прищурилась:

- Нет?

Пока они не виделись, Эмма всё время воображала их встречу, мысленно романтизируя этот момент. Именно это помогало ей придерживаться своего решения, по возможности не встревать в неприятности. Свон вспомнила, как, сидя в бронированной машине, представляла, какое у Реджины будет радостное и удивленное лицо, когда она приедет домой на Рождество. У неё украли это время, оставив взамен три года, когда солдату оставалось только хранить в памяти образ женщины, которую она звала любимой. Как блестят от радости её глаза. Какие ямочки появляются на щеках, когда она улыбается. Как мелодично и бархатно звучит её смех. Как крепко Реджина сжимала её пальцы всякий раз, когда их ладони сами собой находили друг друга. Эмма так погрузилась в свои воспоминания, день за днём помогавшие ей выжить, что почти забыла, что эти самые удивительные глаза могут не только сиять от радости, но и темнеть от нескрываемого презрения.

- Что значит «нет»? – в голосе Миллс появились угрожающе-опасные интонации.

 Эмма нервно переступила с ноги на ногу прежде, чем посмотреть брюнетке в глаза:

- Я больше года лечилась. В Бостоне.

- Что? – Реджина шагнула вперёд, окончательно сокращая расстояние между ними. – Всё это время ты была в Бостоне?

- В Брукхевене. Посещала сеансы психотерапии из-за ПТСР.

Тысяча эмоций одновременно отразилась у Реджины на лице: беспокойство, надежда, чувство вины, угрызения совести. Эмма не удивилась, когда все они уступили место одной. Реджина неверяще хмыкнула и мизинцем стерла со щеки покатившуюся от обиды слезинку.

- Ты была в Бостоне, – повторила она.

- Я была не здорова, – возразила блондинка, каменея лицом.

- Я тоже! – гневно крикнула Реджина, будто все её эмоции, смешавшись, вырвались наружу, как джин из бутылки. – Я думала, ты погибла! Я оплакивала тебя! А ты была…

Раздался стук, и женщины резко оглянулись, раздраженно глядя на дверь, желая, чтоб тот, кто их прервал, просто убрался подальше. Реджина отпрянула первой и, напоследок испепелив Эмму взглядом, спустилась по ступенькам лестницы в прихожей и прошла к двери.

Свон, наконец, позволила себе выдохнуть. Воздух с присвистом вырвался из лёгких. Спустившись по большой лестнице, она тяжело опустилась на последнюю ступеньку, в отчаянии запустив пальцы в волосы. А что она думала? Что, исчезнув на три года, сможет вернуться, как будто три дня прошло? Какая-то часть её надеялась, что это сработает, что они смогут просто вернуться к тому моменту, на котором расстались, и продолжат свой путь в шквале объятий и поцелуев. Всё могло быть хуже, думала Эмма, медленно выдыхая. Реджина могла выйти замуж или… Она насторожилась, услышав высокий голосок. Ребенок.

- Хочешь пойти с нами к «Бабушке», Реджина? – в зеркале напротив отражалась спина брюнетки и открытая дверь. На пороге стоял мужчина, высокий, бородатый, со славным лицом и маленький мальчик. По сравнению с ямочками у него на щеках Великий Каньон – просто трещинка. Мужчина глядел с надеждой, мальчонка волновался, но, чтоб увидеть реакцию Реджины, Эмме нужно было выпрямиться и выдать своё присутствие. Так что она продолжала наблюдать за происходящим, прижавшись к столбикам перил и глядя в зеркало.