Письма с войны

Он был мягкий, такой же, как свитер. Наверное, Реджина добавила тот же кондиционер для белья, когда стирала его. От него пахло летом, потому что Генри любил играть во дворе особняка, сидя на солнце. Плюшевая мордочка была местами совсем вытерта. Рекс был таким знакомым. Домашним. Безопасным. Он – единственное, что может успокоить её сейчас, напоминая о доме. И, черт возьми, пацан был прав. Этот дракон обнимается лучше всех в этом долбанном штате.

Эмма глубоко вздохнула, уткнувшись лицом в желтое драконье брюхо, и тьма, затопившая её мысли, отступила. На память внезапно пришла тихая мелодия той самой испанской колыбельной, которую Реджина и Генри пели тогда, во время конной прогулки, в их последний день перед отъездом девушки в форт. Свон и не знала, что запомнила её.

Arrorró mi niño, arrorró mi amor, arrorró pedazo de mi corazón.

Ласковый чуть хриплый голос Реджины мгновенно прогнал навязчивый шум в ушах. Эмма погрузилась в воспоминания, в которых брюнетка сидела на здоровенном жеребце, прижимая к себе сына, и негромко напевала. Вот она усмехается, когда малыш, держащий поводья, старательно выводит раскатистое «р-р-р», пытаясь выговаривать слова правильно. Реджина с гордостью смотрит на сына и, на секунду замолчав, целует его в щёку.

Солдат, сидящий в темноте, чувствует себя лучше.

Но этого недостаточно. Эмме мало свитера и дракона, который обнимается лучше всех в мире. Мало приятного воспоминания.

Потому что мужчина, которого она убила, наверное, был чьим-то отцом, сыном, братом или дядей. Его ждали дома и кто-то оплакивал его, проклиная её за то, что она забрала его жизнь. Но, проклятье! Не сделай она этого, он убил бы её. Она поступила так, как должна была. Он мог убить кого-то другого. Многих людей. И они бы тоже были чьими-то отцами и братьями. Он мог убить чьего-нибудь сына. Или дочь. Или жену. Она его остановила. Она должна помнить об этом.

Помнить, что это стоило того. Его смерть означает спасенные жизни. Генри говорит, что Эмма герой. Герой. 

В ушах снова звенело.

* * *

Июль 15, 2004. Сторибрук, Мэн

- Какао-порошок?

- Есть.

- Сахарная пудра?

- Есть.

- Сухое молоко?

- Есть.

- Почему оно такое странное? – Генри задал этот вопрос уже дважды, с подозрением разглядывая коробку с сухим молоком.

- Ну, мы не можем послать Эмме бутылку с молоком, правда? – ответила Реджина, ещё раз сверяясь со списком продуктов.

- А куда трубочку вставлять? – мальчик вертел коробку в руках с искренним недоумением. Он явно думал, что, раз уж молоко каким-то образом оказалось в картонной коробке, как сок, то и трубочка должна быть.

Миллс улыбнулась и покатила тележку дальше:

- Оно не жидкое, родной, а сухое, как мука, так оно дольше хранится. Его разбавляют водой.

Генри нахмурился и еще раз недоверчиво посмотрел на коробку, в которой, несмотря на мамино утверждение, не было молока. Фыркнув, он вернул её в тележку и потянулся к пакету, который уже давно не давал ему покоя:

- И мы купили это!

Сжав упаковку маленьких разноцветных зефирок в руках, он широко улыбался матери, надеясь выпросить сладости.

- Да, и это очень важный ингредиент. Эмма не может пить какао без зефира.

Он быстро кивнул, хотя Реджина была уверена, что Генри пропустил её слова мимо ушей.

- Можно мне одну? – прищурившись, он поднял вверх пальчик и с надеждой посмотрел на мать.

Реджина вздохнула, едва удержавшись от того чтоб закатить глаза:

- Понятия не имею, и в кого ты такой сладкоежка?

- Это потому, что я сладкий, – на лице малыша расцвела вредная ухмылка.

На этот раз старшая Миллс не удержалась и, с улыбкой закатив глаза, покачала головой:

- Ты, конечно, сладкий, но зефир тебе всё равно нельзя.

Он надулся и, скрестив руки на груди, сердито на неё посмотрел.

- Хорошая попытка, – похвалила Реджина и, взяв с полок упаковку шоколадного пудинга «Несквик» и сухие сливки, направилась в отдел с выпечкой.

Сегодня Реджина получила от Эммы письмо, и это было для неё огромной радостью, потому что последний раз они разговаривали за неделю до Дня Независимости. Но содержание письма расстроило её. Блондинке опять снятся кошмары. Конечно, она не жаловалась, написала только: «У меня проблемы со сном, очень скучаю по нашим разговорам». Но Реджина поняла, что девушку мучает что-то, о чем она не готова рассказать.