Письма полумертвого человека

Мне вообще-то казалось, что стоянка - как гардероб: сдал пальто - взял номерок, дал номерок - взял пальто назад - и разве может иметь значение, где пальто сшили? Но в этой ситуации приходится думать не про то, как объяснить хозяевам паркингов, что их порядки все же не до конца согласуются с логикой и здравым смыслом, а - про то, куда деть машину Арво, которая, по моим расчетам, уже должна приближаться к СПб.

Тут я вспоминаю, что у одного приятеля сравнительно недалеко есть гараж. Звоню. На мое счастье гараж оказывается свободен. Можно на ночь пристроить эстонский "Форд"? Можно. А что говорить сторожам на воротах? А я им сейчас позвоню, и они пустят. Приятель перезванивает: сторож к этому моменту трубку взять еще способен, но ни понять, ни ответить - уже нет; только мычит. А через час наверняка будет спать мертвым сном. Гараж отпадает.

В тревоге и смятении думаю, как же быть. Пока наконец не звонит Арво. Они в Нарве. В гостинице. Пришлось вернуться из Ивангорода - у них нет перевода какой-то автомобильной бумажки на русский язык, без нее в Российскую Федерацию не пускают. Утром откроется офис нотариуса, сделают перевод, заверят... В общем, исполняется великий завет Венедикта Ерофеева: "Все на свете должно происходить медленно и неправильно, чтобы не сумел загордиться человек, чтобы человек был грустен и растерян".

Рейган когда еще с исчерпывающей точностью сформулировал про нас: Империя Зла. Однако суровость злобных законов отечественного мироустройства смягчается их неисполнением. Обычным здешним раздолбайством и отсутствием координации. Бесы, отвечающие за локальное зло в моем микрорайоне, не договорились с коллегами, курирующими тот же вопрос на границе. В результате плюс на минус дал ноль.

Может это государство полюбить человека или хотя бы ненавидеть его меньше?..

Ну, ничего, нам не впервой. Притерпелись. Мой учитель Евгений Калмановский так писал о Чернышевском: "Понять, оценить весь дикий, сверхчеловеческий разброс его жизни способен лишь тот, кто сам жил здесь, в этом котле варился, без срока хлебал кислые щи, путался в родимых соснах и вырывался духом из предуготовленных ему тисков". Это, несомненно, относится не только к бедному Н. Г., но и к российской жизни вообще.

Ничего более оптимистичного предложить не имею.

Письмо XLVI. С. Л. - Д. Ц.

19 ноября 2003

Всю правду

Всю, какой лично я располагаю. Как в "Завещании" Лермонтова:

Ты расскажи всю правду ей,
Пустого сердца не жалей,
Пускай она поплачет...

С нажимом на всю, которого почему-то вот уже сто шестьдесят третий год никто не замечает. А стихотворение-то детективное. Настоящие "Ворота Расёмон": в каждой строфе - своя версия о причине исчезновения. Заведомо неполная. Сразу так и завязано: мне, брат, кранты, а тебе, наоборот, - на Большую землю; смотри ж... Не выдай, значит, в случае, там кто спросит. (Что, конечно, вряд ли.) Скажи

что навылет в грудь
Я пулей ранен был,
Что умер честно за царя,
Что плохи наши лекаря,

и прочее такое.

Родителям - вообще ноль информации. Не пишет, скажи, потому что лентяй. Номер полевой почты неизвестен - передислокация. Отпуск, скажи, пока ему не светит... А впрочем, не бери в голову: стариков, скорей всего, Бог уже прибрал, что и к лучшему, сам понимаешь:

Признаться, право, было б жаль
Мне опечалить их...

А вот с кем ты точно пересечешься... Есть там одна. Соседка ихняя, в общем. Так вот, короче, ей - спросит, не спросит, - ей обязательно правду! обязательно всю! не миндальничай с нею, не жалей пустого сердца:

Пускай она поплачет...
Ей ничего не значит!

Видите? Чрезвычайно, то есть, хотелось бы довести до ее сведения кое-что похуже, чем - умер честно за царя; что-то такое, что ее касается ближе и прямей; что заставит ее хотя бы осознать - если не вину, то утрату.

Вот какое завещание.

Разгадку - потаенную фабулу - предоставим читателям, пусть поиграют. Кто-нибудь, наверное, в детстве и сам чувствовал, что загадка тут есть. Но потом ведь вмешиваются взрослые - и несут, как правило, вздор. Вот, не угодно ли: "Герой "Завещания" верен своему патриотическому долгу, его любовь к родине сказывается и в приверженности к родному краю, к-рому раненый посылает свой предсмертный привет". Это в "Лермонтовской энциклопедии" пишет ленинградский профессор. Мой, между прочим, покойный учитель. Много разного, знаете ли, надо сделать с приличным человеком, чтобы он притерпелся кропать такую науку.

Однако же и сам неистовый Виссарион, толкуя Лермонтова, как говорится, по горячим следам, не увидал в "Завещании" отчаянного - и наивного романтического жеста. Нашел - попросту приписал - печоринский пофигизм: "Мысль этой пьесы: и худое и хорошее - все равно; сделать лучше не в нашей воле, и потому пусть идет себе как оно хочет..."