Письма отца к Блоку

«Кривлянью на распутьях»^2*[128] — род рекламы;

«Как летом вкусный лимонад»^3*[129],

Раскупят рыцари мудреной «Дамы»!

Не доверяя распродаже —

При репутации своей

(Довольно скромной, темной даже),

«Спешу» отправить — сто рублей.

_____

^1* Конечно — в книгу, а не в «Даму», о которой «рыдать» приходится «на галерее дальней».[130]

^2* Выражение народное, направленное, очевидно, против всякой эротической мистификации.

^3* Из творений «Августа (когда и я бываю именинником) Бессвязного»: «вдвойне прозрачный псевдоним».[131]

^4* Бессмертный стих «мурзы» Державина, воспевшего «Богоподобную Царевну (Всякой Всячины)».[132]

^5* Умудряющей и здешний книжный магазин Карбасникова.

^6* Чем — меньше «насмешу людей» (пословица).

<Примечания А. Л. Блока>

15. <Варшава> 23 марта 1905 г. [133]

Дорогой Сашура!

Посылаю Тебе деньги за «семестр»; надеюсь получить по поводу их относительно «подробный» (год тому назад обещанный) талантливый «ответ». На этих днях поехал в П<етер>бург Евг. Вас. Спекторский — бывший ученик мой, а теперь доцент «энциклопедии» в Варш<авском> университете — и хотел быть, между прочим, у Тебя (отчасти по моей же инициативе). Чтобы избежать пустого и притом далекого визита, не уведомишь ли Ты его немедленно письмом: в какие дни или часы (по преимуществу вечерние) удобнее Вам познакомиться и побеседовать (без всяких специальных от меня инструкций); он пробудет только до 10 апреля, а остановился у двоюродного брата: Екатерин<инский> просп<ект>, д. 69, кв. № 11 (г. Сарандо).

От него недалеко… но тут опять «стихи (о Несравненной Девочке)»:

В стихах напомню о сестренке —

Что можно к ней доехать в конке:

На Забалканский, дом 17-ть,

Квартиры № 2+20 (в прозе=22).

Она поет «вторым сопрано»,

Играет же на фортепиано;

Имеет «в среднем» балл 17-ть,

А лет ей — скоро и 13-ть.

Передай мои заочные (до осени или зимы?) поклоны Маме и Любови Дмитриевне, о которой мне недавно написала кое-что приятное моя племянница — со слов ее Мамаши.

Твой отец Ал. Блок

16. <Варшава, январь 1908 г.> [134]

Дорогой Сашура!

Исходя из твоего «духовного родства», я думаю, что в глубине души Ты мог бы быть еще спокойнее, а это отразилось бы полезно на здоровье* и на творчестве. Не обладаю «герметическими» качествами замкнутой «монады», но располагаю «акциденциями», соответствующими такой «субстанции», и предлагаю пользоваться ими больше. При моей теперешней неопытности буду ждать ближайших указаний от Тебя и для определения размеров помощи (три падежа «родительных»!), соединенной — как всегда — с отцовскою привязанностью; вероятно и с приездом в П<етер>бург (на Пасху или раньше).

Твой Ал. Блок

Надеюсь, что Любовью Дмитриевною получено мое февральское письмо; во всяком случае прошу принять подобное же искреннее соболезнование — по случаю дня первой годовщины смерти Дм. Ив. Менделеева (опять пять тех же падежей — при недостатке поводов для «дательного», если не «винительного»): кончил, да и начал, впрочем, — «за упокоение» во имя здравой «русской красоты», рождаемой чрез самокритику.

Январь 1908 г.

* Очень исхудалый у Тебя вид — в «Сером Волке».[135]

17. <Варшава, 31 мая 1908 г.> [136]

Дорогой Сашура,

Напиши пожалуйста, что знаешь (характеристического) о В. М. Грибовском,[137] кажется желающем быть приглашенным в нашу «almam (?) matrem»; если можешь — сообщи мне его адрес, но не выдавай ему моих («дипломатич<еских>») вопросов. В первых числах июня я опять увижусь с проезжающим в Берлин Е. В. Спекторским.

Ангелиночка окончила свои экзамены и около 4 числа переселяется на дачу; временно живет теперь (и принимает посетителей) в квартире деда — Кирочная 23 (угол Знаменской), кв<артира> отст<авного> ген<ерала> Т. М. Беляева; читала все твои «лирич<еские> драмы» и сама стихотворит. Что Оля Штейн?[138]

Твой Ал. Блок.

Приложение I. БЛОК В ПЕРЕПИСКЕ БЛОКОВ И КАЧАЛОВЫХ

Публикация М. Б. Плюхановой

Отец поэта, Александр Львович Блок, профессор государственного права в Варшавском университете, 30 лет прожил в Варшаве, лишь изредка наезжая в Петербург. Он виделся с сыном значительно реже, чем хотел и мог. Все попытки Александра Львовича участвовать в воспитании сына, оказывать на него серьезное благотворное влияние, разбудить сыновние чувства и пр., кончились неудачей. Как свидетельствуют письма, дневники и сочинения поэта, отец тяготил его уже одним фактом своего одинокого и странного существования.