Уважаемая г-жа Норвуд!
Меня зовут Белинда Э. Мне двадцать семь лет. Я мать-одиночка, воспитывающая двухлетнего сына. Я прочитала вашу книгу несколько месяцев назад, и она мне очень понравилась. Я узнала в ней себя. Я взрослый ребенок алкоголиков и при этом сама – созависимый и выздоравливающий алкоголик.
Прежде чем рассказать об истинной цели этого письма, я должна поведать вам о своем прошлом. Я еще никогда не писала автору книги или какому-нибудь другому известному человеку, если не считать того, что в детстве, участвуя в одном школьном проекте, я написала письмо Голде Меир[52]. Я рассказываю вам об этом в надежде на то, что вы прочтете мое письмо до конца и не отложите его в сторону как очередное письмо поклонницы или какой-нибудь ненормальной.
Я была третьим ребенком и единственной дочерью в типичной семье представителей среднего класса. Внешне мы ничем не отличались от любой другой семьи, но на самом деле отличие было: мама была алкоголичкой. Она вечно была озлобленной, раздражительной, обидчивой и не скупилась на оскорбления. Отец довольно редко появлялся дома, потому что ему приходилось много работать.
Подросток из меня вышел тоже озлобленный, раздражительный и обидчивый. Я постоянно была в депрессии. Родители боялись, что я тайком принимаю наркотики (это не так), и меня отправляли на лечение к разным дорогим психиатрам. Ни один психиатр и не подумал расспросить меня о ситуации в семье. Вместо этого все внимание они сосредоточили на моем поведении, считая его главной проблемой. Они соглашались с моими родителями (которые платили им по восемьдесят долларов в час) в том, что мое поведение необходимо менять, а когда их методы не дали желаемых результатов, меня отправили в психиатрическую лечебницу.
Я провела в лечебнице шесть недель, и за это время мое состояние серьезно улучшилось, но не из-за лечения, а благодаря возможности отдохнуть от постоянного безумия, окружавшего меня дома. В психиатрической лечебнице, рядом с сумасшедшими, мне было спокойнее, чем дома.
Выйдя из лечебницы, я твердо решила хорошо себя вести столько, сколько необходимо, ибо знала, что не останусь дома надолго. Я поклялась себе, что покину этот дом, как только смогу, и в семнадцать лет я это сделала, выйдя замуж за первого же парня, который согласился жениться на мне.
Мне было жаль первого мужа. Я думала, что смогу помочь ему преодолеть его стеснительность и комплексы. Наш брак продлился четыре года, и за это время он действительно избавился от этих недостатков, но вовсе не благодаря мне. Он добился успеха в бизнесе, и вскоре после этого мы охладели друг к другу и развелись.
Пить я начала после развода. В течение последующих нескольких лет мой алкоголизм стабильно прогрессировал. Кроме того, я продолжала манипулировать мужчинами, которых мне было жалко и которые, на мой взгляд, во мне нуждались. Я просила двоих таких мужчин взять меня замуж, и, к счастью, оба мне отказали, хотя оба раза мне было очень больно.
Кроме того, в этот же период усугубился алкоголизм моего отца. Мы работали в одной и той же крупной корпорации, и он готовился выйти на пенсию, всю жизнь посвятив этой компании. Мы с ним сблизились и проводили вместе много времени, распивая спиртное и обсуждая работу.
После того, как отец вышел на пенсию, мама стала ходить на встречи «Анонимных алкоголиков» и ушла от отца. Она сделала подтяжку лица и отправилась в путешествие по Европе, пока отец буквально пытался упиться до смерти. Я с ума сходила от беспокойства и отчаяния.
Когда мама вернулась из путешествия, родители затеяли продолжительный и болезненный бракоразводный процесс, сопровождавшийся постоянными скандалами и ссорами. Мама давно чувствовала себя обманутой и стала посещать встречи женской группы взаимопомощи. Между родителями началась злобная подлая война, и я оказалась в самом ее эпицентре: каждый из них обращался ко мне за поддержкой.
Однажды вечером раздался звонок от мамы, который навсегда изменил мою жизнь. Она сказала, что проконсультировалась у знающих людей в своей группе взаимопомощи и у финансового консультанта, и все они советовали ей не разводиться с отцом, потому что, учитывая, сколько он пьет, он не проживет и двух лет, а она не потеряет 180 тысяч долларов при разделе имущества, поэтому она решила сделать ремонт и переделать дом в дуплекс, чтобы они могли жить раздельно в одном доме до самой его смерти. В этот момент я обезумела от гнева. Я кричала на нее: «Ты сумасшедшая!», а потом бросила трубку. Я позвонила отцу, который в тот момент был пьян, и он сказал, что согласен с маминым планом. Я не могла понять, кого из них ненавижу больше: мать – за то, что она придумала такой жестокий план, или отца – за то, что согласился с ним. Я знала лишь, что хочу убраться от них обоих как можно дальше, и в тот момент мне действительно было безразлично, что будет с ними потом.
Они не развелись. Вместо этого мама снова начала пить, и родители помирились. Но я все равно хотела держаться от них подальше, и хотела, чтобы они держались подальше от меня. Я уволилась с работы и переехала.
Я слишком долго жила с ощущением, что моя жизнь полностью вышла из-под контроля, и поэтому хотела найти такую работу, которая создавала бы у меня ощущение контроля над ситуацией. Я решила стать полицейским. Я прошла ряд физических и психологических тестов и в конце концов была зачислена в полицейскую академию. (На тот момент я уже была запойной алкоголичкой.)
Во время учебы в полицейской академии на одной рождественской вечеринке я познакомилась с мужчиной по имени Дэйв. На вечеринку я пришла с другим парнем и на Дэйва практически не обращала внимания. Позднее на той же неделе я встретила в торговом центре его сестру (которая тоже была на той вечеринке), и она рассказала, что Дэйв спрашивал ее, нет ли у нее моего номера телефона. Я неохотно дала ей номер. Покинув родительский дом, я все еще с опаской относилась к незнакомым людям, но подружка, которая была со мной, сказала, чтобы я не трусила, ведь свидание с Дэйвом может мне даже понравиться.
Дэйв позвонил, и мы договорились вместе поехать на рыбалку. С самого начала я почувствовала, что меня сильно тянет к Дэйву. Его недавно бросила жена, забрав с собой двоих детей. Он был настолько подавлен, что не мог работать. Он водил старый побитый пикап, и его вот-вот должны были выселить из квартиры. Он казался мне добрым, порядочным человеком, которому просто не повезло в жизни и которому был необходим кто-нибудь, кто мог бы позаботиться о нем и помочь ему пережить трудный период в жизни. Он практически ничего не рассказывал о себе и своем прошлом, говоря лишь, что я скоро все узнаю.
Уже через неделю он переехал ко мне. Я не смогла закончить полицейскую академию, потому что Дэйву требовалась постоянная психологическая поддержка, а моя самостоятельность противоречила его потребностям. Кроме того, по ночам я пила, из-за чего днем мне было сложно сосредоточиться и нормально работать.
Вскоре я забеременела. Я считала, что даю ему семью, которую он потерял, и новый ребенок укрепит наши отношения и повысит его самооценку.
Каждый из нас часто менял место работы, нигде долго не задерживаясь, и мне все чаще приходилось обращаться за деньгами к родителям, чего я терпеть не могла делать. Родители переживали по поводу моей жизненной ситуации, но при этом не переставали меня критиковать, и я по-прежнему хотела стать полностью независимой от них.
Вместо улучшения наших отношений беременность лишь усилила напряжение между нами, и тут начала в полной мере проявляться вспыльчивость Дэйва. Он унижал и оскорблял меня, а потом стал поднимать на меня руку. Позже я узнала, что в детстве его бил отец.
Во время беременности я продолжала пить, хотя и не очень много. Не сомневаюсь, что я продолжала бы напиваться до такой степени, что нанесла бы ребенку непоправимый вред, однако при каждой попытке уйти в запой мне становилось невыносимо плохо.
Отличным примером безумия, царящего в наших отношениях, можно считать один случай, произошедший, когда я была на седьмом месяце беременности. У меня начались преждевременные роды, и меня увезли в больницу, где предупредили о вероятности смерти ребенка. Пока шли схватки, я лежала, обезумев от страха, а вокруг меня суетились врачи и медсестры, ставя мне капельницы и всеми силами пытаясь остановить роды. Дэйв очень ревниво отнесся к тому, что мне уделяли столько внимания. Он сказал, что я нарочно все подстроила, и что пока меня носили на руках, он страдал дома в одиночестве, и некому было приготовить ему поесть и позаботиться о нем. Он заставил меня чувствовать себя виноватой в том, что я попала в больницу, и я позвонила его сестре и попросила разрешить Дэйву питаться у нее дома, пока меня не выпишут.
Врачам удалось спасти ребенка, но мне запретили вставать с постели (за исключением выходов в туалет) до конца беременности. А еще мне прописали дорогие лекарства, которые необходимо было принимать четыре раза в день, чтобы предотвратить повторные схватки.
В первый же день после возвращения из больницы мне пришлось поехать в магазин за продуктами на будущую неделю, потому что Дэйв отказался это делать. Позже он попросил меня перестать принимать лекарства, потому что они слишком дорого стоят.
После рождения ребенка я снова запила, а Дэйв вообще не помогал мне в уходе за новорожденным. Напротив, он стал требовать еще больше внимания к себе, и еще чаще начал срывать на мне злость. Он несколько раз избивал меня, и мне пришлось дважды вызывать полицию, когда я понимала, что это не просто очередная ссора и что моей жизни и жизни моего сына угрожает реальная опасность.
Так продолжалось несколько месяцев, пока я не нашла работу в другом городе, и мы не переехали туда. Мы начали ходить к психологу, но Дэйв решил, что мы с психологом сговорились против него, и в результате после трех коротких встреч наши посещения психолога прекратились. Наконец, после очередной ссоры, сопровождавшейся побоями, я вызвала полицию и выставила Дэйва из квартиры.
Из-за проблем с алкоголем я сменила несколько мест работы за короткий период времени, и родители сильно переживали за благополучие моего сына. Я старалась заботиться о нем, но бремя алкоголизма вкупе со множеством других проблем все глубже и глубже затягивало меня в депрессию. Я снова начала встречаться с Дэйвом, надеясь получить от него хоть какую-нибудь финансовую помощь или скудную психологическую поддержку. Он предложил немного денег, если я соглашусь с ним спать, а на психологическую поддержку, как всегда, рассчитывать особенно не приходилось.
Без моего ведома мои родители запланировали интервенцию[53]с участием психолога из моего города. Они связались с Дэйвом и встретились с ним в кабинете психолога, чтобы обо всем договориться. Они объяснили Дэйву, что планы проведения интервенции необходимо держать в секрете от меня, потому что лишь в этом случае она произведет должный эффект. Однако на следующий же вечер во время ссоры Дэйв сказал, что обсудил с моими родителями возможность забрать у меня сына, и все согласились с тем, что это необходимо сделать. Мы страшно поругались, и он (в последний раз) меня избил.
Позднее, тем же вечером, приехал мой брат и рассказал мне об интервенции. Он сделал это с огромной любовью и состраданием. Я согласилась сходить к психологу на моих условиях: я запишусь на прием и приду по собственной воле, но не потерплю, чтобы меня унижали на глазах у всей семьи в моем собственном доме.
Всего за пять минут в самом начале нашей первой встречи этот психолог без обиняков объяснила мне, кто я и что ждет меня в будущем. Она думала, что я разозлюсь, но этого не произошло. Я понимала, что она говорит правду. В каком-то смысле я даже почувствовала облегчение, потому что теперь я была не одна. Зияющую пустоту моей жизни увидел другой человек, и он понял меня.
Уже через несколько дней я села в самолет, чтобы отправиться в реабилитационный центр для алкоголиков и наркоманов, расположенный в другом штате. В тот момент мой отец уже ехал в другой реабилитационный центр для алкоголиков. Я прибыла в величественный старый особняк, расположенный в одном из красивейших уголков страны. Уверена, что Бог создал все эти великолепные холмы и долины вокруг только для того, чтобы однажды здесь появился этот дом. Там я погрузилась в атмосферу такой глубокой любви, поддержки и понимания, которая казалась мне немыслимой и невозможной в реальной жизни. Я узнала об алкоголизме все, и с помощью превосходной команды психологов, а также при поддержке пациентов, ничем не отличавшихся от меня самой, избавилась от многих обид, которые таила на родителей.
Однако со своими чувствами к Дэйву я разбираться отказывалась, так как все еще лелеяла надежду на то, что он когда-нибудь изменится, и тогда наша любовь друг к другу наконец восторжествует.
Пока меня не было, Дэйв перевез мои вещи в свою квартиру. Когда шла последняя неделя моего пребывания в реабилитационном центре, он приехал туда и присутствовал на нескольких занятиях вместе со мной. Кроме того, он прошел несколько психологических тестов, и мы вместе разобрали их результаты.
Психолог сказала Дэйву, что у него наблюдаются все признаки химической зависимости. Она также указала ему на его психологическую незрелость, оторванность от реальной жизни и жестокую натуру. Дэйву нечего было сказать в ответ на все это, и я, желая верить в лучшее, проигнорировала это заключение. Я знала, что Дэйв время от времени покуривает травку, но, насколько я могла судить, это не представляло особой проблемы. Мы вернулись в его квартиру и вскоре после этого забрали нашего сына из дома моей матери. Я была уверена, что мы снова стали одной семьей.
Уже через несколько недель пристрастие Дэйва к марихуане стало создавать проблемы в наших отношениях. Он никогда не курил травку при мне, но периодически тайком уходил из дома, а возвращался уже под кайфом и злой на меня, словно провинившийся подросток. Я быстро научилась игнорировать его пристрастие, так как в противном случае он приходил в бешенство и готов был поднять на меня руку, а я ни при каких условиях больше не хотела рисковать собой или своим сыном, опасаясь рукоприкладства и побоев. Пока я пила, я не могла контролировать себя настолько, чтобы управлять своими эмоциями, но, начав вести трезвую жизнь, могла почувствовать всю разрушительную силу его гнева и научилась сдерживать при нем свои эмоции.
Вскоре стало очевидно, что в присутствии Дэйва я вообще не могу выражать свои чувства, так как его могло привести в бешенство все что угодно, поэтому при нем я сохраняла самообладание и выговаривалась лишь на приемах у психолога и на групповой терапии, находясь среди таких же женщин, как я сама.
Однако наш сын Патрик был слишком мал, чтобы понимать необходимость держать свои эмоции при себе. Однажды вечером, уложив Патрика спать, я решила сходить в магазин за напитками. Я хлопнула дверью, сделав вид, что ушла. На самом же деле я спряталась в прихожей, решив в шутку разыграть Дэйва. В этот момент Патрик заплакал в своей спальне, и Дэйв тут же начал выкрикивать угрозы и оскорбления в его адрес, не подозревая, что я все еще дома. Я не выходила из прихожей, чтобы посмотреть, что будет дальше. Дэйв пошел в спальню Патрика и шлепнул его так сильно, что даже я услышала звук шлепка. Онемев от шока, я застыла в прихожей. Дэйв вернулся в гостиную, а Патрик в истерике орал в спальне. Дэйв снова выкрикнул несколько угроз, а потом опять бросился в спальню. Я ворвалась в спальню в тот момент, когда он бил лежащего в кроватке сына. Я схватила Патрика и убежала. Какое-то время я бесцельно ездила на машине по городу, потому что мне некуда было идти. Позже, тем же вечером, я вернулась домой. Когда мы вернулись, Дэйв был в ярости. Он бросал в меня все, что попадалось под руку, обвиняя во всех грехах. Я не спорила с ним, а просто просила его успокоиться. Он пошел спать злым, а я всю ночь не спала и думала…
Я вспоминала, сколько раз он, обливаясь слезами, просил простить его за то, что он поднял на меня руку, и обещал, что это больше никогда не повторится. Моя самооценка была настолько низкой, что я готова была рискнуть и поверить ему, прощая его раз за разом, но все повторялось снова и снова. Но когда под угрозой оказалась безопасность моего ребенка, я не готова была рисковать. Этот инцидент разбил остатки моей надежды на нашу счастливую семейную жизнь. На следующий день я обо всем рассказала психологу, и мы начали планировать мой побег.
Для начала мне необходимо было найти работу. Дэйв хотел, чтобы я работала (чтобы приносить домой деньги), но не хотел, чтобы я с кем-то общалась или заводила друзей. Его мать возмущалась тем, что я не работала, говоря, что я должна помогать своему мужу. (Она взрослая дочь алкоголика, четыре раза была замужем, и все ее мужья либо пили, либо избивали ее, либо делали и то, и другое.) Все мое общение с внешним миром ограничивалось контактами с людьми в реабилитационном центре и на встречах «Анонимных алкоголиков». Дэйва возмущало наличие у меня даже такого узкого круга общения.
Я искала работу и была уверена, что скоро что-нибудь подвернется. За две недели до того дня, когда исполнялось шесть месяцев моей трезвой жизни (к этому же сроку я хотела переехать) меня охватило очень странное чувство, не отпускавшее меня ни на минуту. Оно было похоже на ощущение дежавю, и его глубина и интенсивность росла с каждым днем. Мне казалось, что все, что я делаю, я уже делала раньше: я знала, что скажут люди, еще до того, как они произносили это вслух; я даже знала, когда зазвонит телефон, еще до того, как раздавался звонок. Мне все это казалось жутко странным, и я упомянула об этом пару раз в разговорах с другими людьми, но в то же время это было приятное ощущение: мне казалось, что я заранее буду предупреждена, если случится что-нибудь необычное или опасное.
Через неделю это ощущение усилилось до предела. Вечером мы с Дэйвом собирались идти в гости к его матери на семейный ужин, и что-то мне подсказывало, что идти туда не следует. В обычных обстоятельствах я бы ни за что не попросила Дэйва пойти без меня, потому что это привело бы к ссоре, а я не хотела провоцировать очередной конфликт с рукоприкладством. Но предчувствие того, что вскоре что-то произойдет, и мне необходимо остаться дома, было очень сильным, и я не могла его игнорировать. Каким-то чудом мне удалось найти правильные слова, чтобы не вызвать у Дэйва ни подозрений, ни гнева, и он согласился пойти один. Когда он ушел, я уложила Патрика спать и прилегла на диван, чтобы вздремнуть.
(Прежде чем продолжить, должна сказать, что я вовсе не религиозная фанатичка. Когда я была в реабилитационном центре, я вновь начала обращаться к Богу благодаря помощи чудесного священника, который там работал, однако тогда мое представление о Боге мало чем отличалось от представления о Нем у маленького ребенка. Каждый вечер я просто молилась о том, чтобы воля Его была исполнена в моей жизни, это и была вся моя религиозность.)
Когда я проснулась, предчувствие того, что вот-вот произойдет нечто важное, было настолько сильным, что мне стало страшно. Нечто подобное я переживала и раньше, и каждый раз такое предчувствие возникало у меня перед каким-нибудь плохим или неприятным событием, но еще ни разу оно не было таким сильным. Воздух в комнате был словно наэлектризован, и я сидела на диване, дрожа от страха. Я боялась, что так Господь предупреждает меня, что скоро моя жизнь закончится, что Дэйв узнает о моем намерении уйти и убьет меня. У меня не было ни малейших сомнений в том, что, узнай Дэйв о моих планах, он убил бы меня в приступе гнева.
И совершенно внезапно перед моими глазами предстала вся моя жизнь, словно это было кино. Я увидела все события моей жизни в строгой последовательности, но вся жизнь прошла передо мной сразу, одновременно, в одно мгновение. И вместе с этим ко мне пришло знание, которое я не могу ясно выразить. Вместо тех чувств, которые я обычно испытывала к каждому человеку, сыгравшему свою роль в моей жизни, пришло глубокое понимание и приятие всех этих людей. Я увидела, что мы все были пострадавшими, и никого нельзя было ни в чем винить.
Когда «кино» закончилось, я осознала, что оно оборвалось на самых последних событиях моей жизни, и я боялась, что это было знаком моей близкой и неминуемой смерти. Я спросила Бога: «Неужели Ты заставил меня пройти весь этот путь, чтобы все закончилось вот так?» И тут же мое внимание привлекла картина на стене.
Эту картину подарила мне подруга, с которой я работала несколько лет назад. Я увозила ее с собой каждый раз, когда переезжала, потому что картина мне нравилась, но каких-то особых эмоций по ее поводу не испытывала. Теперь же я смотрела на нее так, словно впервые ее увидела. И когда я смотрела на нее, я словно получила безмолвное подтверждение: «Вот как все закончится». Это было внезапное ощущение и внезапная уверенность.
На этой картине изображен осенний пейзаж: деревья с золотистыми листьями на живописных холмах. Светловолосая женщина с маленьким ребенком уходят от зрителя вдаль, по направлению к горизонту, по длинной узкой тропинке. С изумлением я узнала в них себя и Патрика, узнала те самые великолепные холмы, среди которых мы живем! Я получила эту картину в подарок за много лет до того, как у меня родился сын, и на тот момент всю жизнь прожила в равнинной местности без каких-либо намеков на холмы.
Я перестала бояться, но была поражена тем, что увидела. Я была счастлива, благодарна и ошеломлена! Это было настолько нереально, что я не могла поверить, что это происходит на самом деле.
А затем произошло самое странное. Мне словно сообщили кое-что, но опять же в безмолвии, и это была вовсе не последовательность возникающих в голове мыслей. Мне будто вложили в голову огромный объем знаний – мгновенно и все сразу. (Я понимаю, что мои слова могут показаться бредом сумасшедшего. Пожалуйста, поверьте, что я не сумасшедшая. Клянусь, что каждое мое слово – истинная правда.)
Мне сказали: «Ты должна показать другим то, что было показано тебе. Все, что произошло в твоей жизни, имело свои причины. Твои страдания были не напрасны, у них была своя цель. Делясь своим жизненным опытом, ты поможешь другим узнать самих себя в твоих страданиях, чтобы и они смогли изменить свой путь и искать Моего наставления. Ты должна сделать это со всей искренностью, состраданием и чистосердечным желанием помочь другим, а не ради какой-либо материальной выгоды. Если то, о чем Я прошу, будет сделано, ты будешь вознаграждена».
Я поверить не могла, что меня просят о таком! Я не настолько высокомерна, чтобы думать, будто моя жизнь сильно отличается от жизни любого другого человека, который вырос в аналогичных условиях. На самом деле, я уверена, что многим приходилось в жизни гораздо хуже и тяжелее, чем мне. И многие посчитали бы, что меня всю жизнь баловали, потому что у моих родителей всегда было достаточно денег. Когда я сказала об этом Господу, Он ответил: «Это еще одна причина, почему ты должна сделать то, о чем Я прошу. Деньги не помогли твоим родителям сделать тебя счастливой, когда ты была ребенком».
Сейчас я – та самая женщина с картины. Мы с Патриком ушли от Дэйва, оставив его судьбу в руках Господа и искренне желая ему счастья. Мы любим его и даже будем скучать по нему в каком-то смысле, но я знаю, что мы должны оставить его в прошлом ради того будущего, которое ждет нас за горизонтом.
Теперь я пытаюсь делать то, о чем меня попросили, хотя совершенно не представляю, с какой стороны взяться за это. Я люблю писать, но у меня нет ни таланта, ни способностей, чтобы написать книгу или статью, которая могла бы соответствовать той задаче, что передо мной стоит. Я совершенно ничего не знаю о средствах массовой информации, о том, как работать с ними, и даже не представляю, откуда можно почерпнуть эти знания. Единственное, что мне показалось верным, – это написать вам и рассказать свою историю в надежде, что у вас возникнет желание так или иначе поучаствовать в исполнении моей задачи. Возможно, вы захотите дать мне какой-нибудь совет или укажете направление, в котором следовало бы действовать.
Пожалуйста, поверьте, что я не сумасшедшая. В моей жизни было много такого, чем я вовсе не горжусь, и я натворила много бед, о которых предпочитаю не рассказывать. Я вообще довольно замкнутый человек, но я должна сделать то, о чем меня попросили, и мне кажется, это небольшая цена за здоровую жизнь для меня и моего сына. Но, самое важное, я должна это сделать потому, что мой опыт поможет другим, тем, кто иначе остался бы в той же ловушке, в которую когда-то попала и я.
Спасибо за то, что прочитали мое письмо. Взявшись за него, я сначала попросила Господа помочь мне найти подходящие слова, и мне кажется, что Он помог.
Если вы получите это письмо, и оно действительно тронет вас, пожалуйста, свяжитесь со мной. Надеюсь на скорый ответ.
Белинда Э.