Читаем Письма о красотах натуры полностью

Вот наконец исполняю я данное тебе Слово и приступаю к писанию к тебе тех писем, о которых просил ты меня с толиким усердием и которые читать тебе с толиким возжелением хотелось. Я не знаю, не обманешься ли ты в своем ожидании и будешь ли иметь от них такую пользу и увеселение, какое ты ожидаешь и какое иметь [7] ты ласкал себя до сего времени надеждою. Но как бы то ни было по крайней мере исполню я тот долг, которым меня любовь и дружество мое к тебе обязует, и употреблю все, что состоит только в моих силах и возможностях к удовлетворению твоего желания и просьбы и произведению тебе ожидаемой пользы. Что нужды, хотя бы не удалось мне в том совершенно пожеланию. От первого опыта дального и ожидать неможно.

Словом, вы требовали и хотели того неотменно, любезный друг! Чтоб я вам от времени до времени писал письмы, содержащие в себе единую материю о красоте натуры или паче о искусстве увеселяться оною и всем устроением естества, а притом располагал бы оные так, чтоб могли они вам сколько-нибудь служить и руководством в сем полезном искусстве. Я обещал вам сие сделать, и как теперь уже то время приближается, в которое Любителю натуры можно уже начинать упражняться в сем Искусстве, то положил обещание свое исполнить.

Я думаю, что у вас так же, как и у нас, начались уже теперь ПЕРВЫЕ ТАЛИ. Сей пункт времени составляет эпоху, с которой начинается уже первый из тех разных периодов времени, на которые любитель натуры разделяет все годичное течение оного и из которых каждый в состоянии доставлять ему множество разных и особых увеселений. Он не упускает оного, и хотя первый период сей далеко еще не таков изобилен увеселительными предметами, как прочие за ним последующие, и на видимой поверхности Зеленой не произошло еще никаких важных перемен. Но они в сие уже время старается изыскивать в натуре все то, что только его некоторым образом веселить сможет, и недостаток чувственных увеселений награждает уже душевными и мысленными.

Красные дни и теплейший воздух, нежели каков был во время проходящей теперь уже зимы, и отменная ясность и чистота небесного лазуревого свода, видимая нами около сего времени, привлекает первое его к себе внимание. Он смотрит на оное с некакими особыми уже чувствиями и веселится и одним помышлением уже, что весна близка и скоро начнется. Ему кажется, что и самое Солнце как-то светлее и яснее светит, нежели в зимнее время. В самом цвете неба находит он нечто похожее на вешний и летний его вид и нечто в особливости приятное, хотя такое, что он изобразить не может. Самые облака кажутся ему более приятнее и веселее обыкновенного. Словом, весь воздух и вся Атмосфера кажутся ему в ином и приятнейшем виде, и сердце подымается и власно, как некаким нектаром, напояется у него при зрении и на единое небо, и облака его испещряются.

Обращая далее зрение свое на землю и на ближние предлежащие оному предметы, с каким удовольствием смотрит он на капли, каплющие со всех кровель, и на воду, инде целыми ручейками текущую с оных. «Вот уже началась таль! — вещает он сам себе. — Вот началась первая предвестница весны прекрасной! И лучи солнца престали уже только освещать поверхность земную, как делали они то во все зимнее время, начинают понемногу опять те благотворительные свои действия, которые толико пользе человеческому роду производят. За сим первым действием их скоро последуют и другие и несравненно их важнейшие. Скоро увижу я не одни кровли, скидывающие с себя белую зимнюю одежду и воспринимающие свой цвет натуральный, скоро и самые поля сии, видимые в дали и оком необозреваемые белые плоскости воспримут наподобие <…> испещренный вид, а вскоре засим и они в новую свою торжественную одежду облекутся! Несколько недель остается мне уже только подождать, как глаза мои будут опять любоваться тою милою и прекрасною зеленью, которая только утешительна для нас в первое вешнее время и на которую мы никогда довольно насытиться не можем».

«Вот! — говорит он далее. — Снег и не на одних кровлях, но и везде начинает уже таять! Вот всю поверхность его лучи солнца так уже нацепляли и переработали, что она и не походит на ту, какая была прежде. С каждым днем оседает она отчасу ниже, и с каждым днем мильоны снежинок, лежащих наверху, превратившись в капельки водяные и восприяв свой естественный вид, уходят в недры исподнего Снега и там мало-помалу, сообщаясь друг с другом, готовятся к предприятию своего дальнего путешествия и к переселению себя отсюда в пределы отдаленные.

Вот уже и дороги, скрипевшие до сего под тягостию ездивших по них саней, совсем уже иной вид восприяли. Вон там, на отдаленном отсюда поле, неприметно было ни единой, а теперь вижу я их уже явственно. Они побурели уже от обтаявшего на них навоза и лишились своего прежнего белого колера. А здесь вот совсем они уже сделались кофейными, и блестит уже на них неясный лоск утертого полозьями снега, но маленькие уже лужицы и полоски воды, натаявших от солнца.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии