Письма, несущие смерть

Викки отчаянно рыдала, уткнувшись в мое плечо: она понятия не имела о том, что не все курсы годятся для получения стипендии, и не представляла, что теперь делать. Она просто решила, что раз стипендию дают хорошо успевающим студентам, то, что бы она ни изучала, будет получать деньги все время обучения. Да, в конце каждого семестра она предоставляла комитету информацию о своей учебе, но считала это пустой формальностью.

— Что же теперь будет? — прерывающимся голосом спросила Викки. — Все пропало.

— Не волнуйся. Все будет хорошо.

— Как? Как все может быть хорошо? — спросила она сквозь слезы.

— Я позабочусь. Предоставь это мне.

В глазах Викки появилась надежда.

— Правда? Ты думаешь, что можешь что-то сделать?

— У меня есть идея.

Эдуард Лебовиц, доктор философии

Господа!

Я узнал, что вы собираетесь лишить стипендии Викки Рид, одну из самых многообещающих студенток колледжа за последние шесть лет. Не потрудившись ознакомиться с моим курсом или хотя бы поговорить со мной о его академической ценности и практическом применении в будущей профессии мисс Рид, вы сочли возможным решить, что мисс Рид не заслуживает стипендии, поскольку мой курс не соответствует вашим критериям. Могу я поинтересоваться, что это за критерии и кто определяет, соответствует ли им мой курс?

Викки Рид не сможет продолжать обучение в университете без вашей стипендии, обещанной ей и заслуженной ею. Университет не собирается без борьбы терять столь достойную студентку, и смею вас заверить, что, если вы все же решите лишить эту выдающуюся студентку финансовой поддержки, борьба вам предстоит дорогостоящая, длительная и широко освещенная в прессе. Лично я глубоко оскорблен вашим пренебрежением к моему курсу и моей работе. Я много лет преподаю в этом университете и никогда не сталкивался со столь вопиющим неуважением к моим личностным и профессиональным качествам. Настоятельно советую пересмотреть ваше решение, прежде чем я введу в бой ректора университета, комиссию по рассмотрению заявлений и бесчисленных юристов.

С уважением,

Эдуард Лебовиц

3

Я ничего не рассказывал Викки об эпистолярной стороне своей жизни. Викки же была со мной абсолютно честна, по собственной воле рассказывала о всех своих прошлых ошибках и мелких хитростях, она хотела, чтобы я знал о ней все-все: хорошее, плохое и безобразное. А я скрывал от нее самое важное о себе, притворялся нормальным парнем, который собирается стать учителем.

Викки сама была заядлой писательницей писем (хотя и не Писательницей Писем): активисткой политического движения за ядерное разоружение или того, что так называли в провинциальном округе Ориндж. Она всегда подписывала петиции и сочиняла письма конгрессменам. Я мог бы помочь ей. Я мог бы оказать ей квалифицированную помощь, какой она не получила бы ни от кого другого, но я ей не помогал. Я отвоевал ее стипендию и для нее лично, если бы у нее возникли неприятности, готов был сделать что угодно, однако сочинение писем напоминало мне игру с динамитом — он эффективен при расчистке завалов или прокладке тоннелей в горах, но может взорваться неожиданно, погубив множество людей. Я чувствовал, что могу пользоваться своим даром только в случае крайней необходимости.

Правда, иногда я доставал нам бесплатные билеты в театры Лос-Анджелеса и приглашения в хорошие рестораны на побережье.

Старые привычки слишком живучи.