Читаем Письма на волю полностью

В Витебске Вера очутилась впервые. Обстановка в городе — немецкие патрули на улицах, бесконечные проверки документов, непрекращающиеся облавы на партизан и просто «подозрительных» людей, виселицы на площадях — обязывала к внутренней собранности, большой осторожности. Действовать здесь опрометчиво, по первому побуждению было крайне неразумно. Каждый нерассчитанный шаг грозил гибелью.

У Веры были адреса, рекомендации. Но все ли нужные люди на месте? А вдруг нарвешься на предателя? Подпольщику всегда приходится рисковать, часто полагаться на свое, выработанное в тяжелой и опасной работе чутье.

Мне и моим подругам очень хотелось следовать за Верой, разделить с ней опасность, которой она подвергалась. Но дисциплина не позволяла этого делать. Впрочем, в работе у нас недостатка не было. Находясь в партизанском отряде Михаила Бирюлина, мы выполняли разнообразные поручения товарища Кудинова, работника Витебского обкома партии. Связь с Верой осуществлялась через комсомолку А. Ф. Ермакович (Тоню).

Но однажды случилось так, что патруль, проверяя документы, отобрал у Тони паспорт. Она вернулась в отряд, так и не повидав Веру. Связь с Хоружей оборвалась.

Спустя пару недель после этого события Кудинов отправил в Витебск меня. Я несла Вере шифровку, зашитую в пальто, и три тысячи немецких марок. Со мной была комсомолка Люба. Нас обеих можно было принять за крестьянок, отправившихся на базар. Каждая в руках держала по авоське, набитой свеклой, редькой, мешочками с крупой.

Вот и заснеженный берег Западной Двины — последней преграды на нашем двенадцатикилометровом, но таком трудном пути к Витебску. Преодолеть ее оказалось не так-то просто. Стрежень Двины в это время еще не был скован льдом. Темная, быстро текущая полоса воды заставила нас остановиться. На наше счастье, поблизости оказались мальчишки, дети местных жителей. Отцы некоторых из них партизанили. Мальчишки — народ понятливый. Они с готовностью согласились перевезти нас на лодке.

В городе мы зашли к довоенным знакомым Любы. Те, разумеется, не знали, чем Люба занимается теперь. В разговоре мы незаметно выяснили обстановку и отправились каждая по своему заданию. Мне надо было попасть в угловой дом под номером 4, в саду, кажется, по Тракторной улице. Сердце тревожно забилось в груди, когда на мой стук в сенях послышался шорох, затем лязгнул запор и срывающийся голос предложил войти. Мне было известно, что в этом доме должна была проживать большая семья Воробьевых: шестидесятилетняя бабушка Маша, ее сын, невестка, еще одна женщина и двое детей.

— Я к бабушке Маше на примерку, — сказала я. Это был пароль.

На пороге вместо ожидаемой старушки стояла женщина средних лет.

— Входите, входите! — заговорила она. — Марии Игнатьевны дома нет. Посидите, обогрейтесь, а я мигом за ней сбегаю.

Незнакомка накинула на себя пальто и выскочила на улицу. Когда за ней захлопнулась калитка, из соседнего дома через двор прибежала другая женщина. С плачем она бросилась ко мне:

— Уходите скорее! Все арестованы — и бабушка и партизанки… Бегите, она отправилась за полицаями.

Мне ничего не оставалось делать, как покинуть квартиру.

Список лиц, арестованных полицией в ноябре 1942 года и переданных в СД, среди которых и участники подпольной группы В. Хоружей: Корнилова Анна (В. Хоружая), Заско Антонина (С. Панкова), Мария, Агафья и Василий Воробьевы.

На улице я смешалась с толпой и пошла быстро, не оглядываясь. По городу, гремя сапогами, ходили немецкие патрули, я слышала их гортанные возгласы-крики: «Хальт!», «Аусвайс!» Дул пронизывающий, холодный ветер. На сердце было тяжело, но я постаралась взять себя в руки. Надвигался вечер, надо было подумать о ночлеге. Так как других знакомых у меня не было, я отправилась к Любиным. Сказала, что не сумела продать свой товар и хочу завтра снова попасть на базар. Это прозвучало правдоподобно: в руках у меня была все та же авоська с овощами и крупой.

Вечером в городе поднялась страшная суматоха. Оказалось, что партизаны убили фашистского ставленника — редактора оккупационной газеты «Новая жизнь» — Брандта. По радио сообщили об аресте 50 заложников, о продолжении облавы. В такой обстановке важно было не растеряться, принять немедленно решение и действовать быстро, решительно, как велела инструкция и как подсказывала ситуация. В доме топилась печка. Я воспользовалась этим и незаметно сожгла шифровку. Деньги спрятала.

Спать в эту ночь не пришлось. Утром я отправилась по другому, запасному адресу — на Песочную улицу, в дом № 25 и уточнила у обитателей его полученные мною сведения. Все оказалось правдой. Подпольная группа во главе с Верой Хоружей была арестована и находилась в застенках гестапо. Арестованных зверски избивали, все они в синяках и кровоподтеках. Эти нерадостные известия я и принесла из Витебска.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии