Письма к Тому

С утра в Юрьевец. От Иванова 150 км. Очень красивый городок. На Волге и на холмах. Музей Тарковского – деревянная изба-пятистенка. Тарковские занимали одну комнату. Андрей здесь родился в 36 году и жил в эвакуации с 41 по 43 год. Здесь же крестился. Церковь рядом. Паола года два назад купила за церковью деревенский дом с участком за 100 долларов. Художник-примитивист (местная интеллигенция) подарил картину – дом Тарковского, улица и церковь.

Вечером вернулись в Иваново и в Москву.

Письмо

5 декабря 1995 г.

Том, здравствуйте! Пишу из Москвы, но потом Письмо возьмет с собой мой греческий режиссер, который приехал в Москву вместе со своим художником, чтобы отобрать музыку для нашей «Медеи» и заказать шить костюмы для этого спектакля. Они привезли много тканей, а в мастерских моей приятельницы художницы по костюмам Аллы Коженковой будут шить костюмы для меня. Под ее неусыпным присмотром. Она, кстати, мне помогала с платьем для Раневской и в «Вишневом саде» и делала костюмы для «Квартета».

Мы целыми днями сидели у меня дома и слушали разную музыку. У меня есть старые пластинки грузинской народной музыки – ведь «Медея», как известно, из Колхиды, поэтому Терзопулос думает что-нибудь здесь найти. Этих певцов, которые на пластинках, давно нет в живых, поэтому качество звучания надо будет подправлять.

На «Таганке» я уже не играю, поэтому больше свободного времени. Иногда езжу по городам России с концертами. Пишу новую книгу.

Терзопулос странный – то иногда мне кажется гениальным, то вдруг не понимает самых элементарных вещей в театре, в смысле вкуса. Он очень любит стиль улицы, то, что я зову «игры на черном дворе», а мне это категорически не нравится. Я люблю тайну, мистику, артистизм, может быть, даже манерность, ну и т. д. Но Теодор со мной сейчас не ссорится. И истерик с его стороны, какие были на репетициях «Квартета», сейчас нет. Правда, я его предупредила тогда, что я не выношу крика. Не знаю, надолго ли его хватит.

Вот, Том, пока все. Надеюсь, что Теодор отправит это Письмо.

Ваша Алла.

P.S. Художник у Теодора – красавец-грек, которого немцы уговорили сниматься в Германии в многолетнем сериале. Как-то мы в Москве с Гермесом – так его зовут – пошли на выставку золота Шмимона, так туристы-немцы его узнали, обступили, ревниво допрашивали, «что, мол, он делает в Москве».

1996 год

Из дневников 1996 года

10 января

Прилетела в Афины. Не спала, конечно, до этого всю ночь: собиралась – главное – минимум своих вещей, так как нужно еще втиснуть сшитые Аллой Коженковой костюмы для «Медеи», и кассеты с музыкой. Встретила на своей новой машине Иоганна. Она типичная немка, недаром они разошлись с Гермесом. Та же гостиница «Stanley» и тот же номер, что прошлой осенью. Рядом с театром Теодора. Сходила на рынок – фрукты, овощи. Вечер в Megaro (где была наша «Электра») – вечер Марии Фарандури. Поет Лорку низким бархатным голосом – очень хорошо. На сцене много-много венских черных стульев. Нагромождение. Сделал Георгес Патсос – наш художник в «Квартете». Эти стулья мне не понравились. Но среди них Ромон Ollé (балетмейстер из Барселоны, с которым мы там познакомились) пытался танцевать что-то странное – однообразные, ритуальные движения – смесь фламенко с японскими ритуальными жестами. Делал этот вечер Теодор Терзопулос. Как всегда, хорошо свет. В зале – «сливки общества» Афин. Потом, конечно, Мария Фарандури пригласила всех в таверну. В жизни она очень проста. Похожа на Маквалу.

11 января

Теодор отменил репетицию. Он, как всегда, – «устал». Пустой день. Могла бы прилететь позже. Ходила в кино – какой-то итальянский средний фильм «Blanca». Ночью мучаюсь бессонницей. Читаю Кузнецову «Дневники Грааса» – как они там хорошо жили. Правда, для этого нужен рядом Бунин.

12 января