Читаем Письма к Тому полностью

Твои концерты поэзии – как будто бы «ключ» в страну. Как хорошо, что ты владеешь целым диапазоном русской поэзии 19 и 20 веков! Ахматова, Мандельштам, Пушкин, Цветаева – какое разнообразное и великолепное приношение! Я не знаю этого пушкинского стихотворения «Гречанка верная, не плачь» – наверное, относится к Греческой войне самостоятельности от турков (18 в.?). Байрон умер в этой войне. Хотя Пушкин не читал по-английски, но он был знаком с работами Байрона. Если было влияние – оно было одностороннее: Байрона на Пушкина. Один мой приятель написал свою докторскую диссертацию в Гарварде о Байроне и Пушкине. Он (THOMAS SHAW) сделал помимо этого еще какой-то специальный труд по лексике Пушкина.

Вернее: «Алфавитный указатель рифм Пушкина». Труд! Этот человек, который преподавал в университете Висконсинга, посвятил свою жизнь Пушкину. Он был с нашего Юга и говорил с южным акцентом.

Интересно, что твое знание, прекрасное и нюансированное чтение русских поэтов, писавших на тему античной Греции, завели тебя в среду ученых по греческой классической и византийской литературе. Как будто бы тебе суждено было следить (идти по следам) за античным и византийским источником письменной русской культуры!

Шевченко – очень важный и тончайший исследователь византийского влияния на славянскую средневековую культуру. Мы с Юлией сделали в Oxford’e окончательную редакцию книги его «ESSAIS» по Византии и славянам. (Если тебе интересно, то это IHOR ŠEVČENKO «Byzantium and the Slavs».)

Tachios – важный исследователь эпохи святых Кирилла и Мефодия (9 век). Он устроил институт в Сало никé, посвященный Кирилло-мефодиевским студиям.

Вот, пожалуй, и все. Твой верный друг Том.

P.S. Кажется, что святой Иван (евангелист) провел некоторое время на острове Патмос и там написал «Откровение».

<p>Письмо</p>

26 июня 1993 г.

Том, здравствуйте!

Я в Вене. Хотела Вам позвонить, но моих мозгов не хватает на то, чтобы вычислить разницу во времени. Поэтому, как всегда, пишу. Мы здесь с «Федрой». Маль чики, которые заняты в спектакле, совсем от меня отделились, поэтому я, как всегда, в одиночестве. Но мне не привыкать.

Какой красивый имперский город! Была тут в свободный вечер в Бургтеатре. Какая роскошь! Фойе, лестницы – все гораздо интереснее того, что происходило на сцене. Спектакль по Брехту оказался очень скучным. Медленные ритмы, без жизни, без энергии, без таланта. Правда, можно было бы написать – «без таланта» и все, потому что все остальное прилагается к таланту.

Я после голодной Москвы отъедаюсь. Здесь дают такие огромные шницели, что ваши американские гаргантюанские порции вспоминаются мелкой закуской. Театральный фестиваль за городом. На каких-то очередных римских раскопках. Естественно, рядом очередной старый дворец, но жизнь вокруг деревенская. Патриархальная. Я бродила по этим раскопкам и срывала вишни, которых здесь очень много. Публика на спектакль приехала фестивальная. Приехал даже Петер Штайн, чтобы отобрать мальчиков из нашего спектакля на свою будущую «Орестею», которую он будет делать в Москве. Мальчики так взволновались, что играли на 22 (Том, объясняю театральный жаргон: 21 – это «очко», т. е. как надо, а 22 – уже перебор). Я им во время действия говорила: «Тише, тише, спокойно». Благо никто по-русски ничего не понимал, но их «несло». В общем – провалились. Хотя публика много хлопала, но она, как известно, «дура». После спектакля в ресторане Штайн даже к нам не подошел. «Немец – перец – колбаса – кислая капуста. Съел мышонка без хвоста и сказал, как вкусно». Это после войны у нас была такая детская дразнилка. Мне-то он, как режиссер, не по душе, но мальчиков жалко. Когда Штайн ставит Чехова, у него всегда проваливается последний акт, который становится ненужным. Я думаю, что Штайн слишком по-немецки, дотошно прочитал разборку Станиславского этих чеховских спектаклей, дотошно разобрал с актерами психологические рисунки ролей, но не учел, что Чехов в пьесах, в первую очередь, поэт. «Стихи мои бегом, бегом…»

В Москве продолжается раздел «Таганки». Я Вам говорила про это. Губенко попробовал власть, будучи министром культуры, и теперь хочет эту власть, во что бы то ни стало, сохранить. Тем более он депутат, а все сейчас решается у нас на этом уровне. Судьба «Таганки» будет печальной. Вы не верите во все эти Ваша Алла Демидова. предчувствия, предсказания и все такое, но я очень часто с этим сталкиваюсь в своей жизни. Я, например, чувствую, что должно произойти что-то, но ничего не делаю, чтобы это изменить. Вернее, не могу делать. Странно, неужели все заложено как-то заранее? Не смейтесь. Это я пишу Вам, чтобы Вас позабавить.

Листок единственный, как всегда, кончается. Обнимаю Вас и Юлию.

P.S. В июле мы с «Федрой» поедем в Дельфы. Жара, наверное, там будет ужасная, как в Африке.

<p>Ремарка</p>

30 августа 93 года из Афин Любимов прислал Письмо в театр:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука