И я тоже не верю, что погиб мой отец. И про дядю Женю не верю… Но, Федор, хватит сегодня, мне тяжело вспоминать, и тебе, наверное, тяжело. Да и день уже на исходе. Когда пишешь, не замечаешь время. А оно летит, как пуля, может, даже быстрее… Так и сейчас — не успел я даже дописать предложение, как стало смеркаться. Я смотрю в окно и просто не верю: только что стоял белый день и сияло солнце, и вот уж все кругом посинело и потемнело, а над кипарисами поднялись первые звезды. А вот и маяк! Кого ждал, того и дождался. И ты, сын, опять улыбаешься — неисправим, мол, старик, а что же мне делать? Я уже не могу без него. Он для меня — лучший друг. А иногда маяк этот напоминает настоящую няньку, которая и успокаивает меня перед сном, и забирает все боли. Он даже во сне со мной рядом. Иногда спишь и чувствуешь — кто-то прикоснулся к лицу. Откроешь глаза и сразу обо всем догадаешься: ну конечно, это его лучи трогали лоб и щеки. И ты рад, благодарен… Когда меня отпустят домой, я приду к нему попрощаться. Я скажу тогда… А в общем, не знаю, что скажу, — пока не придумал. Может, просто пообещаю однажды снова вернуться. А что, сын? Давай когда-нибудь прикатим на море вместе. Как было бы здорово! Ты согласен?..
ПИСЬМО ШЕСТОЕ — О КОРОВЕ МАНЬКЕ И ЗИМНИХ ДОРОГАХ
Дорогой Федор! Сегодня море пасмурно и дождливо, и все больные сидят по комнатам. Люди скучают, перебирают газеты, а я вот пишу… Ты не устал еще от моих листочков? Да я знаю — ты не признаешься. А пока на всякий случай один совет: не ищи в этих письмах каких-нибудь наставлений, морали. Я и сам не люблю говорливых наставников — сделай так да люби того… Жизнь сама научит, подскажет, если не спрячешься от нее, если пойдешь ей навстречу. И бери всегда пример с самых маленьких — дети всегда честны, открыты — что за душой, то в словах… Я чувствую, ты улыбаешься: только что, мол, просмеивал разных там моралистов и вот уже сам уподобился. Но нет, Федор, я совсем сейчас о другом. Да и вспомнился мне один случай из детства, из далеких-далеких лет. Было мне лет пять, может, шесть. Меня мать тогда оставила пожить у чужих людей, а сама уехала по срочному делу. Я прожил в том доме всего несколько дней, но как всем надоел! Особенно моей няньке — малолетней девчонке. Помню, в доме были иконы, возле них горела лампадка. И вот под этой лампадкой я увидел однажды свою няньку. Она стояла на коленях и громко шептала: «Батюшко ты наш — истинный Христос, богородица — пресвятая владычица и Никола-святитель, услышайте вы мои слова и возьмите вы с собой нашего Витеньку, освободите вы меня от него. Я с ним просто замучилась, он же не слушатся. И поиграть мне охота, а он никак не дает. Я на реку хочу сходить, а он от подола не отпускатся. Я молока хочу выпить, а он дурит, стакан вышибат… Освободите меня, приберите его к земле…» И еще что-то говорила, молила девчонка, я уж теперь не ручаюсь за точность — столько лет прошло, столько зим. Прошло-то прошло, но все равно не выходит из головы моя нянька. И ее святая прямота не забылась, нет, не забылась, а ведь смерти же мне желала. Вот таким бы и оставаться всегда человеку — доверчивым, честным, прямым… Так же и мать моя говорила: доверяй всегда людям, они не продадут, не обманут. И когда горе придет — помогут.
А в нашем горе помогала нам Манька. Ну конечно, Манька — это не человек, а корова. Но она десятерых людей стоит, а может, и подороже. Без нее нам бы не выжить. Она и кормилица наша, она и за лошадь. В прошлый раз я закончил на том, что мы собрались за дровами в деляну. И вот мы поехали. В оглоблях у нас — Манька. Дорога по деревне накатана — сани быстро идут. А вот за деревней похуже. Да и ветер начался, метет поземка. Смотришь: по сугробу бежит серенький юркий мышонок, а это всего лишь прошлогодний листочек. Он скользит по сугробам, порхает, а ты уж себе придумал… Но мне некогда смотреть по сторонам — я слушаю мать. У нас редко бывают такие минуты, у нее все время работа, работа, а у меня — школа… Зато сейчас мы одни, задавай любые вопросы. И я не теряюсь:
— Мама, свози меня в Курган?
— На чем же, сынок? В город надо пешком, а тебе не дойти…
— Тогда в Глядянку возьми?
— Это можно. Но ведь до райцентра тоже надо пешком, да и дорога все лесами, лесами…
— Это страшно, наверно?
— Всякое, Витя, бывало. Давай-ка, сын, слезем с саней. Мане-то нашей трудно. Слышишь, как дышит. — И мы спрыгиваем на дорогу и теперь идем за санями.