Письма к провинциалу

В одном месте (тр. 10, стр. 474) он говорит: «Невозможно издать закон, который обязывал бы священников служить обедню ежедневно, потому что несомненно, haud dubie, он подвергал бы их опасности служить иной раз обедню в состоянии смертного греха». И, несмотря на это, он в том же десятом трактате (стр. 411) говорит: «Священники, получившие деньги, чтобы служить обедню каждый день, обязаны служить ее каждый день», и «они не могут отговариваться тем, что не всегда они достаточно приготовлены к служению, потому что они всегда могут совершить покаянные молитвы и упражнения; а если они не исполняют этого, то это их вина, а не того, кто заказал им обедню». И, чтобы устранить самые важные затруднения, которые могли бы помешать им здесь, он в том же трактате (вопр. 32, стр. 457) так решает вопрос: «Может ли священник служить обедню в тот же день, когда он впал в смертный грех, и притом один из самых тяжких, если он наперед исповедуется? Нет, говорит Вильялобос, вследствие нечистоты своей. Но Санчес говорит: да, и без всякого греха. Я считаю последнее мнение безопасным и подлежащим исполнению на практике: et tuta et sequenda in praxis.

— Как, отец мой, этому мнению должно следовать на практике? Священник, впавший в такое беспутство, дерзнет в тот же день приблизиться к алтарю, по слову о. Бони? А не должен ли он основываться на древних законах церкви, которые отлучали от служения навсегда, или, по крайней мере, на продолжительное время, тех священников, которые совершили подобный грех, вместо того чтобы останавливаться на новых мнениях казуистов, которые допускают подобных священников к алтарю в тот же день, когда они пали?

— Совсем у вас памяти нет, — сказал патер. — Давно ли я вам говорил, что, по мнению отцов наших Селло и Регинальда, «в морали должно следовать не древним отцам, а новым казуистам».

— Это я отлично помню, — возразил я, — но ведь здесь дело идет о более важном, о законах церкви.

— Вы правы, — сказал он, — но это потому, что вы еще не знаете следующего прекрасного правила наших отцов: «Законы церкви теряют свою силу, если перестали соблюдать их: cum jam desuetudine abierunt», как говорит Филиуций (т. 2, тр. 25, № 33). Мы лучше древних видим современные нужды церкви. Если с такой строгостью отлучать священников от алтаря, вы поймете, конечно, что тогда не будет столь большого числа обеден. А между тем, большое число обеден служит к большей славе Бога и к большей пользе для души, так что дерзаю сказать вместе с нашим о. Селло (Об иерархии, стр. 611 руанского издания), что не слишком много оказалось бы священников, «когда бы не только всех мужчин и женщин, если бы это возможно было, но даже если бы бесчувственные тела и бессловесных животных, bruta animalia, обратить в священников, дабы служить обедни».

Так меня поразила эта странная фантазия, что я не мог ни слова сказать, потому патер мог продолжать следующее:

— Ну, о священниках довольно и этого, чтобы не быть чересчур пространным, перейдем к монахам. Так как самым тяжким для них является обет послушаний настоятелю, то вот выслушайте, какое облегчение доставили им наши отцы, именно Кастро Палао, член нашего Общества (Ор. тог., ч. 1, расс. 2, стр. 6): «Бесспорно, non est controversial, что монах, имеющий за себя вероятное мнение, не обязан повиноваться своему настоятелю, хотя бы мнение настоятеля и было более вероятно, ибо в таких случаях разрешается монашествующему держаться того мнения, которое ему более приятно, quae sibi gratior fuerit, как говорит Санчес. И даже если бы повеление настоятеля было справедливо, это не обязывает вас повиноваться ему: ибо справедливо оно не со всех точек зрения и не во всех отношениях, поп undequaque juste praecipit, а только вероятно; таким образом, и вы только вероятно обязаны повиноваться ему и вероятно вы разрешены от послушания: probabiliter obligatus, et probabiliter deobligatus».

— Право, отец мой, нельзя даже по достоинству оценить такой прекрасный плод двоякой вероятности.

— Да, она в большом ходу, — сказал он, — но будем кратки. Я приведу вам еще только одно место нашего знаменитого Молины в пользу монахов, изгнанных из монастыря за свои бесчинства. Наш о. Эскобар приводит его (стр. 6, пр. 7, № 111) в следующих выражениях: «Молина утверждает, что монах, изгнанный из монастыря, не обязан исправиться для того, чтобы снова возвратиться туда, и что он не связан более своим обетом послушания».

— Ну, отец мой, духовные хорошо устроились. Я вижу, ваши казуисты отнеслись к ним весьма благосклонно. Они ведь тут о самих себе хлопотали. Боюсь я, что людям других сословий будет не так хорошо. Надо бы, чтобы каждый заботился сам о себе.