Письма к провинциалу

Посредством такого руководительства, услужливого и приноравливающегося, как называет это отец Пето, они простирают свои руки на весь мир. Если бы перед ними предстал кто — нибудь, в самом деле решившийся возвратить дурно приобретенное имущество, не бойтесь, что они станут отговаривать его: они, напротив, станут хвалить его и укреплять в таком богоугодном решении. Но пусть придет другой, желающий получить отпущение, не возвращая ничего; конечно, это будет для них очень щекотливое дело, если они не предложат ему на то средств, за которые станут поручителями.

Подобным образом они сохраняют всех своих друзей и защищаются от всех своих врагов. Так, если их начнут упрекать в крайней распущенности, они сейчас же приводят публике в свою защиту своих строгих наставников с теми немногими книгами, которые они написали о строгости христианского закона; и люди простоватые, а также те, кому несвойственно углубляться дальше в дело, удовлетворяются подобными доказательствами.

Таким образом, у иезуитов есть доводы д ля всех, и отвечают они так хорошо, смотря по тому, что от них требуется, поскольку, когда они находятся в странах, где учение о распятом Боге считается безумием, они упраздняют соблазн креста и проповедуют лишь Иисуса Христа прославленного, а не Его страдания. Так они это делали в Индии и Китае, где позволили христианам даже идолопоклонство при помощи следующей хитроумной выдумки: они научили их прятать под облачениями идолов образ Иисуса Христа, к которому они и должны были мысленно обращать свое публичное поклонение, приносимое ими идолу Кашимшоану и их Кеум — Фукуму[123], как их обвиняет в этом доминиканца Гравина[124] и как свидетельствует об этом записка на испанском языке, представленная испанскому королю Филиппу IV францисканскими монахами с Филиппинских островов, приведенная Томасом Уртадо в его книге о Мученичестве веры, стр. 427. Так что конгрегация кардиналов de propaganda fide была принуждена запретить, особенно иезуитам, под страхом отлучения, допускать поклонение идолам под каким бы то ни было предлогом и скрывать тайну креста от тех, которых они наставляют в религии, особенно настаивая на том, чтобы они не доцускали никого к святому крещению, как лишь после этого сообщения, и приказывая им выставлять в своих церквах изображение распятия, как это излагается подробно в декрете этой конгрегации, данном 9 июля 1646 г., подписанном кардиналом Каппони[125].

Вот хаким образом они распространились по всей земле под прикрытием учения о вероятных мнениях, которое есть источник и основа всей этой распущенности. Надо, чтобы вы узнали это от них самих: они ведь не скрывают этого ни от кого, так же, как и всего услышанного вами от меня, с той лишь разницей, что они величают божественной и христианской мудростью просто человеческую и политическую осторожность: как будто вера (и предание, которым она держится) не была всегда единою и неизменною во все времена и во всех странах; как будто правило должно меняться, чтобы подходить к лицу, которое должно сообразоваться с ним, и как будто душам, чтобы очиститься от пороков, стоит только извратить закон Господа, вместо того чтобы «закон Господа, который непорочен и свят, должен был обращать души» и подчинять их себе своими спасительными наставлениями.

Сходите же, пожалуйста, повидаться с этими честными отцами, и я уверен, что вы легко заметите в распущенности их морали причину их учения о благодати. Вы увидите там, что христианские добродетели им совершенно неизвестны и совершенно лишены у них любви, которая есть душа их и жизнь. Вы встретите там столько смягченных преступлений и столько терпимых беззаконий, что не будете уже находить странным, когда они защищают мнение, согласно которому все люди обладают всегда благодатью довлеющею, чтобы жить в благочестии, как они его понимают. Так как мораль их языческая, то и достаточно одних естественных сил, чтобы соблюдать ее. Когда мы утверждаем необходимость действенной благодати, мы ставим ей целью иные добродетели. Не лечение пороков другими пороками, не исполнение внешних обязанностей религии, нет, мы ищем более высокие добродетели, чем добродетель фарисеев или самых мудрых из язычников. Для достижения таких действий закон и разум — вполне довлеющая благодать. Но, чтобы отрешить душу от любви к миру, чтобы оторвать ее от того, что ей всего дороже, чтобы заставить ее умереть для себя самой, чтобы обратить ее и привязать к Богу исключительно и неизменно — это может произвести только всемогущая десница. И так же малоразумно поэтому утверждать, что всегда имеешь полную способность к указанным деяниям, как и отрицать то, что их добродетели, лишенные любви к Богу, принимаемые этими добрыми отцами за христианские, не в нашей власти.