Читаем Письма к Н. А. и К. А. Полевым полностью

Александр Бестужев.

Конь ржет и пышет у ворот; как жаль, что не с вами разопью стремянную чару!

(К этому времени относятся два следующие за сим клочка, принадлежащие к затерянным письмам Бестужева. Из них второй важен тем, что объясняет письмо о вдове Нестерцовой. (См. далее.) Замечательно, что в одном письме ко мне (также потерянном) Бестужев подробно описывает, как в квартире его застрелилась девушка, и какие горькие следствия для него произошли от того, но не называл этой девушки. В письме о вдове Нестерцовой нет и намека, что он за смерть ее дочери вменял себе в обязанность быть благотворителем несчастной старушки. Видно, это была такая струна в его сердце, которой он не хотел коснуться даже в дружеском письме, и выдумал конечно небывалый заем денег у Нестерцовой.)

<p>XXX.</p>

Мне чрезвычайно совестно, что я чрез других забрался в такие долги, и если б это случилось не с вами, мне бы это было очень тягостно.

Уведомьте пожалуйте, получили ли вы доверенность на издание? Она была послана с книгами Le Roy. Жаль, что я не имею здесь С. О., в коем помещены были не тиснутые пьесы – ошибок куча. Велите переписать и прислать ко мне военный рассказ об Овечкине и Щербине: он помещен в Беседе у больного литератора, в Сев. Пчеле 1825 года, в июле. Я написал его со слов и неверно, но теперь поверил все на месте – надобно поправить. Не забудьте тоже карманный итальянский словарь. О коляске нет ни слуху, ни духу, но вероятно, что на сих днях должна прибыть. Прочие посылки все получены, и дамы не нахвалятся, а о благодарности супруге вашей и говорить нечего. Сбираются писать к ней сами. Жары у нас несносны. Поля сгорели. В городе свирепствует оспа, и смертность необычайная, но это такие явления, что они не мешают мне спать ни одною минутой. Жизнь здесь, без гиперболы, – копейка. Обнимите брата нашего Николая и примите к сердцу мое братнее объятие.

(Без означения числа.)

Ваш Александр.

<p>XXXI.</p>

Еще слово: я занимал здесь у одной вдовы унтер-офицера Нестерцова деньги. При отъезде ее в Россию, я не мог выплатить всего и остался ей должным 600 рублей. Для сего я дал ей письмо, которое она, но приезде домой (не знаю куда), пошлет к вам. По сему письму, дружбы ради, прошу вас послать ей сначала 300 рублей, а потом в мае 1831 года еще 300, но не иначе как получив ее расписку в получении первых и при ней вторую записку моей руки. Не знаю, как идут у меня деньги и куда? живу я вовсе не роскошно. Впрочем у меня есть братья, и потом все несчастливцы мои братья, и потом я не умею отказать, иногда без расчету даже. Это уж и не добродетель, а просто слабость… Да вы сами таковы!

Fates le, de gracc

(Без означения числа.)

<p>XXXII.</p>

Милостивый Государь, Ксенофонт Алексеевич

Надеясь на испытанную дружбу вашу, прошу исполнить неизменно и без медления следующую просьбу.

Быв в Дербенте, взял я заимообразно у вдовы унтер-офицерши Матрены Лазаревны Нестерцовой денег ассигнациями шестьсот рублей, а как при отъезде ее уплатить оных я не мог, то прошу вас по сему письму уплатить сказанные 600 рублей в два срока, в каждый по триста рублей: первый срок в январе 1834 года, второй в мае того ж года. Деньги сии вы возьмете или из моих, как я уведомлял вас, или, паче чаяния, если таковых не будет, то запишите на меня, и если б даже я в это время умер, то истребуйте от сестры моей Елены Александровны, для которой все мои заветы священны. Вы по сему письму вышлете 300 рублей по приложенному адресу; но для второй отсылки обождете уведомления от вдовы Нестерцовой о получении, при коем приложит она записку мою на вторую половину, то есть еще на 300 р. О полной уплате не оставьте вы меня уведомить. А впредь, если случатся от Нестерцовой какие письма ко мне, то прошу вас препровождать ко мне как можно скорее. Я принимаю в положении ее семейства душевное участие, и зная, как любите вы меня, не сомневаюсь, что вы исполните сие поручение, как и все другие, коими вы меня обязали. О подробностях буду писать к вам особенно.

С уважением есмь ваш душою

Александр Бестужев.

Июля 1 дня 1833.

Г. Дербент.

Адрес: Матрене Лазаревне Нестерцовой, в городе… вдове унтер-офицера, в улице… в доме…

В получении попросить расписки.

Вторая записка за моею подписью будет послана, равно как и сие письмо от Нестерцовой, вместе с уведомлением о получении первых 300 рублей. После сего, в мае 1834 года, вы вышлете и остальные, с истребованием расписки. (На обороте сего письма каракулями написано: Письмо на адриси пишитя утаганрох наимя николая аликсевича трусава на новай базар.)

<p>XXXIII.</p>

5 октября 1833 года. Дербент.

Любезнейший, добрейший Ксенофонт Алексеевич!

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука