Читаем Письма к Н. А. и К. А. Полевым полностью

Недели через две получите отрывок из романа. Я, признаться, думаю, что его не поймут и потому не оценят; но неужели я должен ходить на четвереньках, чтоб овцы могли видеть мое лицо? Если два-три человека скажут: «это не худо», я заплачен. Пускай себе Фаддей пишет для людей-ровесников – надобно подумать, что у нас под боком Европа, а под носом потомство. Да, чувствую я много, но это чувство больше сожигает меня чем пламенеет сквозь… Вы правду сказали: надо торопиться! Не надолго дан мне дар слова… я не жилец на земле; но что же делать, когда, кажется, все согласилось, чтобы мешать излиянию невысказанных истин моих!

Поцелуйте руку у супруги вашей за вашего Александра.

Получил 300 рублей. Очень благодарен. Иван Петрович благодарит за помин и свидетельствует свое уважение.

<p>XXIV.</p>

9 марта.

Николай Алексеевич.

Вы с братом для меня созвездие Кастора и Поллукса: у меня отходит сердце, когда вздумаю о вас двоих, и всякий раз при этом возникает в груди моей желание жить подле вас, в тиши, в глуши… сделаться именно homme lettre – два часа в день с вами, остальное с собой, с книгами, с природой. Признаюсь, такая жизнь есть один из воздушных замков моих, и сколько он ни мало-блестящ – увы! почти нисколько не исполним… Не только башен Кремля, столь горячо любимых мною, – не видать мне и снегов родины, снегов, за горсть коих отдал бы я весь виноград Кавказа, все розы Адербиджана – у них одни шипы для изгнанника.

Я очень грустен теперь, очень (Незадолго, 23 февраля, нечаянно застрелилась в его квартире девица Ольга Нестерцова. Это несчастие и пагубные для Бестужева последствия его подробно описаны в письме к Павлу Бестужеву, напечатанном в Отеч. Зап. 1860 г. Май, стр. 161. К. П.); я плачу над пером, а я редко плачу! Впрочем, я рад этому: слезы точат и источают тоску, а у меня она жерновом лежала на сердце. Последний раз я плакал с месяц назад, читая рассказ Черного Доктора (Сочинение Альфреда де-Виньи. К. П.)… Когда он пал на колени и молился, я вспомнил, что сам я молился точно так же и, читая вслух, в одном доме зарыдал и упал на книгу, – я не мог преодолеть воспоминание: оно встало передо мной со всею жизнью и со всею смертью!

Повесть ваша Блаженство безумия – прелесть. Я бился об заклад, что она ваша, и выиграл. Жар сердца расплавил слог ваш, не всегда столь развязный, как теперь. Жду с нетерпением конца.

Давно ли, часто ли вы с Пушкиным? Мне он очень любопытен; я не сержусь на него именно потому, что его люблю. Скажите, что нет судьбы! Я сломя голову скакал по утесам Кавказа, встретя его повозку: мне сказали, что он у Бориса Чиляева, моего старого однокашника: спешу, приезжаю – где он?.. Сейчас лишь уехал, и, как нарочно, ему дали провожатого по новой околесной дороге, так что он со мной и не встретился!.. Я рвал на себе волосы с досады, – сколько вещей я бы ему высказал, сколько узнал бы от него, и случай развел нас, на долгие, может быть на бесконечные годы. Скажите ему от меня: ты надежда Руси – не измени ей, не измени своему веку; не топи в луже таланта своего; не спи на лаврах: у лавров для гения есть свои шипы – шипы вдохновительные, подстрекающие; лавры лишь для одной посредственности мягки как маки.

Не знаю почему, треть моих повестей не напечатана: Два вечера на биваках, Изменник, Роман и Ольга, Рассказ пленного офицера, Дагестанские письма, и кое-что еще. Не купят ли в Москве их для печати (но в одном формате с пятью первыми); потолкуйте с книгопродавцами. Туда я бы прислал конец к Водам и Фрегат Надежду. C'est en passant.

Будьте счастливы. Ваш Александр Бестужев.

<p>XXV.</p>

16 марта 1833.

Писал к вам неделю назад; пишу и теперь. В этот раз строки мои будут сама проза – нет в голове ни мысли для передачи… так все они черны и не общежительны. В увеличение скуки прилагаю по поручению 125 р. асс. для покупки медицинских книг: прикажите кому-нибудь исполнить это. Я уже не смею и извиняться в моей назойливости, но погодите, это скоро кончится. Дербент для меня передняя ада – так преследует меня в нем глупость, то есть злоба людская. К тому же, Ивану Петровичу вышла отставка, и он уедет – я останусь на жертву скуке, чтобы не сказать чего-либо более. В это время я ничем не мог заняться: болен телом, душой еще более. Извините, могу лишь пожелать вам счастия, которого не предвижу для себя. Провиденье, кажется, испытывает меня и тяжко…

Обнимите брата Николая Алексеевича, поцелуйте руку за меня у супруги вашей, пусть цветет здоровьем ваша малютка.

Ваш душой Александр Бестужев.

Дербент.

<p>XXVI.</p>

Дербент, 1833 г. апреля 5 дня.

Христос воскресе!

Перейти на страницу:

Похожие книги