Письма к дочери

Пойми, я не занудный старый пуританин. Русский мат очень ценю как магический речевой инструмент. Матерные слова – самая ядреная энергия нашего языка. Они бывают крайне необходимы, без них иногда никак ситуацию не опишешь или шутку не пошутишь.

Так храни их для особых случаев, как последние монеты в кошельке. Чтобы щедро метнуть на деревянный прилавок, с эффектным стуком.

Только не превращай мат в обыденную речь, в языковую рутину. Да, так делают все, а ты не делай.

Знаешь, я учился в средней школе Люблинского района Москвы. Рабочая окраина. Школу до сих пор вспоминаю с неприязнью, хотя были там и друзья, и хорошие учителя. Меня постоянно били школьные хулиганы и вообще держали за придурка. В частности потому, что я вообще не матерился. Не выносил этого. И вот подумай: что бы мне, тощему и слабому, не быть как все? Чего выпендриваться? Ну мало ли что противно. Но я был тот еще крепкий орешек. Не матерился, и всё.

Нет, потом уже, взрослым, я мат освоил вполне, причем в интеллигентских компаниях. Но вот тогда, в школе, где меня вечно поколачивали в физкультурной раздевалке, я ухитрялся оставаться собой. Не быть как все.

Письмо 4 Почему важно скрываться, обманывать и лукавить

Сперва, милая Кира, небольшая история. Приключилась она со мной, еще когда учился в институте. Приехал к другу в гости, выпить пива. Друг жил на другом конце Москвы, от метро «Речной вокзал» еще на автобусе, по снегам, но в юности это пустяки, если хочется с другом выпить пива.

Приезжаю, а там уже целая компания. Друзья друга, друзья друзей друга, обычная шумная история, когда родители уехали. Играют Гребенщиков и Цой на невнятных кассетах. И среди тусовки – веселая девушка Ира, блондинка в облегающем свитере. Этот свитер ясно обозначал ее крепкую грудь безо всяких лишних материй (явление редкое и дерзкое по тем временам). Секс у меня в ту пору случался примерно раз в сезон, так что любая девушка на расстоянии моей горячей руки вызывала легкую дрожь.

Ира оказалась благосклонна ко мне. Даже слишком. Села рядом, с бутылкой, протянула мне другую: «Ну, давай!» Она вела себя как хиппушка на Вудстокском фестивале. Чем меня с ходу завоевала.

К концу вечера мы уже были почти как двое влюбленных. Разве что не целовались. И наше единение вызывало мрачные взгляды некоторых парней: облегающий свитер Иры многим покоя не давал. Наконец Ира шепнула: «А давай свалим!» И мы ушли. Я был счастлив: такая девчонка, со мной, увел от всех соперников, круто.

По дороге к автобусной остановке мы попали в облака белого пара. Было очень красиво, словно в итальянском старом кино. Всё объяснялось просто: где-то прорвало трубу. Ира вдруг остановилась: «Слушай, никто не видит! Можно целоваться!» И в этом теплом пару мы стали целоваться. Я расстегнул ее пальто и прорвался в глубь свитера.

Потом мы доехали на автобусе до метро. Ира говорила, что мечтает летом поехать в Крым автостопом, я тут же вызвался с ней. Я вообще был готов с ней куда угодно, даже на Шпицберген. Ира кивнула: «Отлично! Палатка есть?» Я соврал, что есть.

Так внезапно начинался прекрасный роман, и уже были ясны планы на лето, оставалось только…

У метро Ира сказала: «А дальше я одна, ладно? Мне так хочется сейчас». И быстро ушла. Я опешил, не бросился вдогонку, за стеклянные двери. Стоял и облизывал губы, которые только что были очень счастливы в клубах пара. И даже не взял ее телефон. Но это не было проблемой.

Конечно, я должен был встретиться с этой оторвой снова. Как можно скорей. Потому что я был уверен, что встретил любовь среди бутылок «Жигулевского». Потому что Ира была лихой и свободной. Позвонил другу и спросил номер ее телефона. Интеллигентный друг замялся: «Слушай, ну это наверно не очень тактично…» Короче, не дал.

Однако я хитроумный и упрямый. На вечеринке я слышал пару раз, как Иру называли по фамилии. Фамилия была редкой. И я позвонил в адресно-справочное бюро. Был такой сервис, где у невежливой тетеньки можно было узнать телефон по фамилии-имени.

И получил номер. Позвонил в нетерпении вечером. Трубку снял мужчина (наверно, папа, решил я). Пока Ира шла к телефону, я слушал звуки неведомой квартиры. Самым отчетливым был голос маленького ребенка (наверно, братик, решил я).

Ира взяла трубку. Я сказал:

– Привет, это Леша, который…

– Ага, я поняла, – торопливо ответила Ира. Судя по изменившемуся тембру голоса и вакуумному звучанию, она закрылась с телефоном в ванной. – Слушай, – произнесла Ира чуть ли не шепотом. – Не надо мне звонить. Понимаешь, я замужем, у меня ребенок. Ну просто с тобой был такой вечер, так случилось, мне захотелось. Извини, всё!

Я было собрался, как дурак, спросить насчет Крыма, но уже звучали короткие гудки, безжалостный пунктир отчуждения.

Тут мне и стало ясно, отчего мой друг не дал номера. Он знал правду об Ире, но просто не хотел мне говорить отчего-то. Может, она его попросила, желала остаться легендой, чудным мгновеньем.