Письма к Александру III

К сожалению, в столицах между высокопоставленными лицами нередко встречаешь мужчин и дам, которые хотя сами не принадлежат к секте, но, привыкнув обо всем судить легко и сами не зная близко ни церкви, ни народного быта, склонны сочувствовать всякой секте под видом религиозного убеждения и готовы возражать противу всякой меры, клонящейся к стеснению свободы сектантской пропаганды.

Вашему Величеству известно, что по обсуждении дела в особом совещании, несколько лет тому назад, состоялось высочайшее повеление - выслать Пашкова и бар. Корфа из России, объявив им, что в случае самовольного их возвращения или продолжения пропаганды имения их будут взяты в опеку.

Пашков и Корф жили с тех пор в Швейцарии и в Англии, но не только не прекратили своей пропаганды, но Пашков в особенности деятельно продолжает ее через своих агентов, к чему имеет он значительные средства в своем большом богатстве и во множестве имений своих по разным губерниям. Управляющими в эти имения ставит он ревностных сектантов, а как у него есть фабрики и заводы со множеством рабочих, то понятно, какие орудия пропаганды сосредоточены в руках его. Так, напр., в главном его имении, селе Матчерке, Моршанского уезда, Тамбовской губ., управляемом Антоном Чанилаш, заводский директор - поляк (ныне высланный) поставил на заводе в должность главных смотрителей 13 молокан.

С разных концов России приходит ко мне множество донесений об этой пропаганде. Пашковцы соединяются в разных местах со штундистами, баптистами, молоканами. Крестьяне волнуются, в сектантствах заводится раздор, ругательства сектантов возбуждают драки и насилия, а когда заводчики и ругатели отдаются под суд, суд нередко оправдывает их при помощи адвокатов,- они возвращаются с торжеством, и зло еще усиливается.

В таком положении дела я изумился на днях, узнав, что Пашков вернулся в Россию, находится у себя в селе Матчерке и продолжает свободно свою пропаганду.

Я не хотел верить этому и запросил тамбовского архиерея, который подтвердил вполне дошедшее до меня известие. Он присылает мне подлинное донесение местного священника, где, между прочим, сказано:

"...5 июля Пашков приходил в дома обоих священников. Меня он не застал в доме и просил моих домашних, чтобы я повидался с ним. На другой день, 6 июля, я имел свидание в его доме. Разговор начался с того, что он укорял меня за то, что я делаю ему вред,- мешаю делать божье дело; затем разговор перешел на почву религиозного спора, из которого я убедился, что Пашков закоренелый сектант, не оставляющий мысли распространять свое лжеучение. На всех пунктах разговора я энергично возражал ему и заключил беседу тем, что всегда буду противодействовать ему всеми силами".

Получив такие сведения, я стал разведывать здесь в министерстве внутр. дел, каким образом Пашков очутился в России.

И что же я узнал! Что еще весною получено было всеподданнейшее прошение Пашкова о дозволении ему вернуться, что Рихтер доложил о сем непосредственно Вашему Величеству и что последовало разрешение.

Высылка Пашкова из России последовала по докладу министра внутр. дел, после обстоятельного совещания, в коем и я участвовал.

Итак, не могу не пожалеть всячески, что О. Б. Рихтер не рассудил за благо, прежде доклада Вашему Величеству об этом деле, разъяснить его справками, то есть войти в сношения и со мною (ибо у меня сосредоточены все сведения о Пашкове), и с министром внутренних дел. Тогда О. Б. Рихтер (который сам близко не знает и едва ли понимает вполне все значение этой пропаганды) увидел бы, что Пашков со времени высылки не прекращал своей пропаганды, что учение его распространяется, и что возвращение Пашкова в Россию грозит большим вредом. Я уверен, что и граф Толстой энергически возражал бы против удовлетворения просьбы Пашкова. И теперь, по сведениям, полученным мною из м-ва внутр. дел, оказывается, что Пашков, как только вернулся, первым долгом почел объехать главные гнезда пашковщины; был в Тульской губ., в известном гнезде кн. Гагариной,- в с. Сергиевском; был в Калужской губ. у девиц Козлятиновых, где тоже старое гнездо пропаганды, а ныне обретается и действует у себя, в с. Матчерке.

О всем вышеизложенном почитаю долгом довесть до сведения Вашего Императорского Величества.

Константин Победоносцев

30 июля 1887

69

Еще вчера я утомлял Ваше Величество длинным писанием и уже сегодня позволяю себе то же самое. Не могу утерпеть, когда нужно довести истину до сведения Вашего Величества, посреди того океана лжи и сплетен, в коем мы движемся.

Дело идет снова об известной истории с Катковым. Катков уже умер, и нечего было бы уже теперь нарушать мир над его могилой, когда бы дело касалось только личной его памяти. Но мне представляется необходимым разъяснение настоящего случая, дабы показать, какими средствами пользуется злоба и клевета, дабы очернить в глазах Ваших иного верного слугу Вашего Величества и России.

Каткова эта клевета измучила, тем более, что он не мог добраться до ее источника. Уже вернувшись в Москву, за несколько дней до паралича он писал мне: