Эта работа получает таким образом, с одной стороны, теоретически исследовательский характер в самом широком смысле слова, т. е. доступный, в тех или других пределах, самому молодому и мало подготовленному оппозиционеру; с другой стороны -- эта работа приобретает пропагандистский характер опять-таки в самом широком смысле этого понятия, включающем и боевые агитационные выступления. На известном этапе теоретически-исследовательская и пропагандистская работа должна полностью перейти в политически действенную, т. е массовую работу, иначе сказать, слиться с партией и рабочим классом. Когда и на каком этапе? Этого, конечно, не предскажешь. В разных странах на разных этапах. Наша эпоха является эпохой крутых поворотов. Это относится и к рабочему движению в целом, следовательно, и к оппозиции, к ней -- в особенности. Для того чтобы не упустить момента смычки наших идей с массовым сдвигом в Коминтерне и рабочем классе, нужно соблюдать основное правило всякой политики, тем более революционной: наш голос должен раздаваться по всякому вопросу, затрагивающему непосредственные или обобщенно-исторические интересы рабочего класса.
Бухарин в заключительной речи на Конгрессе заявил, что резолюция об оппозиции обозначает для нас "политическую смерть". Храбрые эти слова --продукт трусости, слабости и потребности в самоутешении. Никто никогда Бухарина политически не брал (всерьез, сам себя он не брал и не берет всерьез; меньше всего всерьез можно взять эти его "устрашительные" слова. Недаром же Зиновьев с большой меткостью -- надо отдать ему эту справедливость -- именовал Бухарина кликушей и утверждал, что от него можно всего ждать, вплоть до пострижения в монахи.
В начале лета 1917 года, когда Церетели громил кронштадтцев, я предупредил его, что когда белый генерал станет намыливать веревку, приспособленную для его, Церетели, шеи, то он призовет кронштадтцев-матросов на помощь. Во время восстания Корнилова, как известно, это осуществилось с гораздо большей точностью, чем мы тогда могли предполагать.
Политика нынешнего руководства готовит большие осложнения. Буржуазно-устряловская петля неутомимо плетется для шеи пролетарской диктатуры. Когда дело дойдет до серьезного -- боюсь, что это может оказаться ближе, чем кажется,-- лучшим элементам нынешнего аппарата придется звать нас на помощь Это мы им предсказываем. Нечего говорить, что мы найдем дорогу и без их зова. Нужно только, чтобы пролетарский авангард изо дня в день слышал наш голос и знал бы, что вопреки кликушеским взвываниям мы живы больше, чем когда-либо. Нужно в то же время, чтобы в любой момент, без всяких перебоев, точно мы и не отлучались ни на час от центров рабочего движения, мы могли включиться в жизнь и борьбу революционного авангарда. А для этого нужна систематическая непрерывная работа над собою и для других на основе правильного разделения труда и крепкой идейной спайки.
Крепко жму руку.
Ваш Л. Троцкий Алма-Ата, 18 сентября 1928 г
ИЗ ОТКРЫТКИ И Н. СМИРНОВУ
18 сентября 1928 г.
Дорогой Иван Никитич, получил только что Вашу открытку от 5 сентября, всего 13 дней Прямо конвейер. Беспокойство Ваше насчет "полемики" вполне понимаю. Отношение мое к нему[Так в тексте -- Прим ред -сост] Вы знаете и понимаете, что полемика дается нелегко. Но его московское письмо совершенно невероятно по содержанию и тону: угроза агитировать против подписания заявления, что "старые большевики за Вами не пойдут" (буквально)--и и качестве последнего аргумента: "две партии" и "троцкизм".. Да-да, дело дошло до этого. Угрозу агитировать против подписания я не мог рассматривать как блеф, я отнесся к ней серьезно и ответил контрагитацией.
Задачи слишком грандиозны, ответственность слишком велика, чтобы допускать какие-либо "сантиментальности"-- незачем говорить, что при единстве линии я готов на всем этом поставить крест сегодня же, и не только в формальном смысле, но "внутренно". Здоровье шаткое и валкое, но работать можно Насчет Гагр, думаю, враки. [...]
18 сентября 1928 г.
ЦИРКУЛЯРНОЕ ПИСЬМО
22 сентября 1928 г.
Дорогой товарищ.