Правые -- хочешь не хочешь -- оказывается, вынуждены лезть в холодную воду, т. е. попробовать вынести свою драку со Сталиным за пределы аппарата. Этим объясняется появление статьи Бухарина "Заметки экономиста". Это храбрость отчаянья. Возможно, что Рыков с Томским подтолкнули Бухарина не без задней мысли: "Попробуй, а мы посмотрим". Статья Бухарина (о ней придется еще поговорить особо) есть документ не только теоретического бессилия, но и последней политической безнадежности. Ничего, кроме вреда, это выступление правым не принесет. "Настоящее" правое крыло, решившись по-настоящему вынести сор за ограду бюрократического курятника, должно бы гаркнуть: "Новые собственники, объединяйтесь, не то социалисты ограбят!" Такие призывы уже были в борьбе с оппозицией, но они звучали подловато-двусмысленно. А правым, чтобы противопоставить себя центру по-настоящему, нужно бы и рявкнуть по-настоящему, во весь голос, т. е. черно-сотенно-термидориански. Но для этого у Бухарина еще кишка слаба. Он сунул ногу в холодную воду, а входить пока боится. Стоит и дрожит... от храбрости. А Рыков с Томским сзади глядят, что выйдет, с таким видом, чтобы можно было в любой момент нырнуть в кусты. Такова диспозиция главных актеров на бюрократической сцене.
Можно сказать: сие не суть важно. Но это будет неверно. Конечно, если б классы заговорили полным голосом, если б пролетариат перешел в политическое наступление, диспозиция аппаратных актеров потеряла бы 9/10 своего значения, да и сильно изменилась бы -- в ту или другую сторону. Но мы проходим через еще не завершенную эпоху аппаратного всемогущества, при росте двоевластия в стране. И Сталин, и Рыков, и Бухарин -- это правительство. А правительство играет немаловажную роль. Внимательно присматриваться к диспозиции бюрократических актеров необходимо -- но не под аппаратным, а под классовым углом зрения.
* * *
Как может реализоваться правая опасность "по-настоя-щему"? Этот вопрос имеет большое значение. Особенность положения в том, что правое крыло имеет массы своих главным образом за пределами партии. Будучи в аппарате слабее центристов, правое крыло, в отличие от центристов, имеет солидную классовую опору в стране. Но как все же сила правого крыла может реализоваться на деле? Иначе сказать: как новые собственники могут прийти к власти?
Успокоительным, на первый взгляд, является то, что политические партии имущих классов жестоко разгромлены; что новые собственники политически распылены; что правое крыло внутри партии, боясь пролетарского ядра и связанное вчерашним днем, не решается открыто опереться на новых собственников. Конечно, все это есть плюсы, завещанные нам вчерашним днем. Но это отнюдь не какие-либо абсолютные гарантии. Необходимое для реализации термидора сочетание условий может сложиться в сравнительно короткий срок.
В прошлом нам уже приходилось не раз указывать на то, что побежденная буржуазная контрреволюция должна была бы принять форму фашизма или бонапартизма, но никак не буржуазной демократии, о которой мечтают слабоголовые меньшевики. Каменев и сейчас еще этого не понимает. В своей недавней беседе с нашими единомышленниками он рисовал положение в стране так, что через известное время "на пороге будет стоять Керенский". Пустяки. Если уж поминать Керенского, то вернее будет оказать, что именно теперь, при правоцентристском режиме, страна проходит через "керенщину наизнанку". Функция исторической керенщины состояла в том, что по спине ее власть перекатилась от буржуазии к пролетариату. Историческая роль сталинщины состоит в том, что по спине ее власть скатывается или сползает от пролетариата к буржуазии. После-ленинское руководство вообще разворачивает октябрьскую фильму в обратном порядке, и сталинщина есть керенщина слева направо. В стране, потрясенной величайшей революцией, буржуазный порядок ни в каком случае не мог бы принять демократическую форму. Для победы и для удержания победы буржуазии понадобилась бы высшая, чисто военная концентрация власти, возвышающейся "над классами", причем непосредственной опорой такой власти служил [бы] поднимающийся новый собственник, у нас -деревенский кулак. Это и есть бонапартизм. Термидор -- только этап на пути к бонапартизму. Этот этап вовсе не должен непременно pea
лизоваться полностью. Контрреволюция, как и революция, может "перепрыгнуть" через те или другие ступени.
В термидорианском, особенно же в завершенном бонапартистском перевороте огромную роль (во втором случае-- решающую роль) играет армия. Под этим углом зрения надо с величайшим вниманием отнестись к тем процессам, которые происходят в ней.