Письма из одиночества

– Вы думаете, кора отвечает за границы наших человеческих способностей?

– Я бы поговорила еще с тобой о душе, но об этом лучше со священником. Не буду отнимать у него хлеб.

– Священник?

– Он еще спит пока, жди.

– Когда же придет слон?

– Он уже пришел, но пока сознание не дает ему встать как следует, занять свое место.

Неожиданно тишину порезал ножницами мяукающий рингтон. В то время как Мона Лиза отвечала на звонок, я пытался понять, за что отвечает четвертый слон.

– Да, он здесь, рядом. – Лиза протянула мне трубку.

– Кто это?

– Твой кот.

– Кот?

– У тебя же есть кот.

– Да. Откуда ты знаешь?

– Не забывай, мне уже за пятьсот, я все знаю.

– Обычно женщины скрывают возраст, вы же, напротив, прячетесь за ним.

Надо же, мне действительно позвонил кот, обычно он звонил, когда нечего было жрать, то есть виски и вискас были уже на исходе или в ванной отсутствие горячей воды и ему не побриться – в общем, когда ему было скучно.

Я знал, он стареет, мышей в доме нет, собственный хвост его больше не интересовал, только политика: он борец за любовь повсюду и свободу кошек.

– Я занят, собака, просил же не беспокоить в служебное время! И вообще, где ты взял этот номер?

При слове «собака» он замолк ненадолго и промяукал холодным басом:

– Хозяин… Нам необходимо поговорить.

– По правде, я рад тебя слышать безумно, но о чем я могу говорить с котом в присутствии незнакомки?

– У меня ни женщины, ни детей, яйца срезаны, брошены в какую-то кастрюльку кошачьим хирургом, примерно так же, как ты клал сварить два, когда утром хотел позавтракать, теперь и почесать нечего, всей лаской мира была ваша рука, она, конечно, славная, так ласкает, как дай бог всем быть обласканным – в общем, я скучаю, хозяин. Харч бесплатный, отопление, коврик, без регистрации, без вида на жительство, знаю, что хлопотали о моем гражданстве, но достало, каждый день я когтями пытаюсь содрать обои комфорта. Конечно… Чистенькая шерсть, счастье постоянства семейного целый день слушать то, к чему я так стремился когда-то, гонит меня прочь. Жалость сдавила мне грудь (как третий размер – женщине с пятым).

– Лиза, у вас не найдется закурить? – попросил я Мону, зажав рукой трубку, – вообще-то, я не курю, но хочу перекурить эти переживания.

– Да, конечно, но эта камера для некурящих.

– А плевать… – Приклеил к губам сигаретку и продолжил диалог с котом: – Ах ты, мой кот… Так вот о чем мне пытался каждый вечер, а я все ногой. Я не знал, что ты все так близко к сердцу. Мне кажется, это обычная депрессия, тебе уже сколько, десять?

– Двенадцать, хозяин.

– Большой… И с большим сердцем.

– Лиза, ты не знаешь случайно, у котов бывает кризис среднего возраста? – обратился я к девушке.

– Не сомневаюсь. И тоже лечится валерьянкой.

– Купи себе валерьянки, Барсик.

– Хозяин, что я только ни пробовал, после того как страх наступил мне на хвост, когда, собравшись почитать газету, обнаружил в периодической куче рекламный буклетик «Быстро избавляем от любых видов животных», но, прежде чем строить догадки, я хотел тебя спросить, чувак, они что, решили меня сдать, решили, что у меня бессонница и меня пора усыпить?

– Совсем двинулся, Барсик?

– «Быстро и безболезненно», и я сразу вспомнил, как мне на днях предлагали поехать за город на рыбалку, на отдых в тихое место, а тише, чем кладбище, я не знаю лужаек, в пластиковой корзинке-камере, как ты мог так со мной, со своим четвероногим, отдал в хорошие руки, как себя и свою свободу, свою комнату, улицу, город…

– Успокойся, я не думал, что ты читаешь всякую х…, зачем я тебя научил читать? Это же реклама для идиотов, ее подбрасывают в почтовые ящики. Усыпление тебе не поможет, ты и так все время спишь не покладая лап. Короче, выпей валерьянки, я скоро вернусь. Очень скоро, если выберусь.

– Добрее твоих я не видел, что-то не заладилось в новых руках, может, перекормили, может, перегладили, я сбежал через неделю, теперь бомжую в прямом смысле: сплю в подвале, ем с помойки объедки общества и просроченные в холодильниках продукты – в общем, как-то перебиваюсь. Они, в целом, хорошие ребята, жертвы обстоятельств: политических, бытовых, моральных, уволены из этой жизни, думаю, ты еще ни разу не чувствовал себя таким ненужным. Кому-то не хватает рабов, мне – тебя, хозяин…

– Какие ребята?

– Бомжи.

– Зачем ты ушел? Где ты сейчас? – недоумевало мое сердце. – Ты чего молчишь?

Связь расчувствовалась и оборвалась (иногда связи обрываются от их избытка), я вернул трубку Лизе. Затянулся в последний раз, затушил и кинул окурок в свободную могилку.