– Ну кто мог предположить, что в этом же вагоне едет твоя бывшая сокурсница? Один шанс на миллион.
– Я же тебе сказал, что отсутствие шансов – это мой конек. Теперь убедилась в моем очаровании?
– В твоей предприимчивости. Я жду возмещения ущерба.
И я поедал малину ее губ, вдыхая сено волос, ладонь, проскользнув по талии, добралась до второго размера мыши на коврике платья. Я был счастлив, это была моя любимая игра, там я занимал все пространство, в полный рост своих высоких чувств. Я поправлял ее волосы, смотрел в ее глаза, казалось бы – ничего особенного, вот они ресницы, вот они веки, вот оно стекло зрачков, полное любви: в них ни жалости, ни боли, ни лести. Настоящая любовь – любовь без вопросов. Море любви плескалось животной радостью в ее голубой бездне. Я бухал эту любовь, а она все не кончалась, и это состояние переходило в зависимость. От настоящей любви можно спиться, стать алкоголиком любви. Пойти в армию, – как подшиться: ни тебе поцелуев, ни девушки, ни свободы. Лечись.
Я ухаживал за ней трепетно и ненавязчиво, будто поливал цветок на подоконнике, который в один дерзкий момент должен был зацвести розовыми лучами рассвета. Я не предполагал, сколько времени это займет, но процесс настолько меня вдохновлял, что не хотелось торопить события, скорее, я их даже сдерживал, понимая, что всякий цветок имеет свой закат. Судя по тому, как она шла ко мне навстречу, и ее это окрыляло не меньше, чистота вытесняла пустоту, когда мы разговаривали, паузы между словами несли еще больше смысла.
– Я все время думаю, насколько нас хватит?
– С такими темпами, мне кажется, еще на сотню лет… Потом мы поженимся, ты родишь мне детей, я буду лежать целыми днями дома на диване, ни фига не делать, только любить тебя, с каждым днем все больше и больше. Как тебе такое?
– Заманчиво, но на это я не клюну. Любить – это же так скучно, на одном и том же диване, с одной и той же женой – ты сойдешь с ума раньше, чем обезумеешь. Кстати, чтобы ты выбрал: сойти с ума или обезуметь?
– Я склоняюсь к безумству. Полюбишь меня безмозглого?
– Когда нет достоинств – любят за недостатки.
– Прямо-таки и нет?
– Ну, есть один – ты хороший.
– Звучит, как болезнь.
– А что тебе не нравится?
– Хороший – это значит тот, который живет по твоим правилам. Встречаешь ты его, а он открывает в голове своей инструкцию с пометкой «Ее правила» и следует им, пока с тобой не расстанется. Ты с ним прощаешься и думаешь: какой хороший человек.
– Что же думает другой?
– Примерно то же самое: как же хорошо ей со мной было! Пусть теперь всем расскажет, какой я хороший.
– Слушай, мне еще в книжный надо зайти, кое-что посмотреть для домашнего чтения по английскому.
– Пошли, люблю между полок слоняться, в запахе типографии. Мне нравится в этом слове первая часть: мы тут типа графили для вас, типа столько умных книг для вас написали.
– В книжном сегодня аншлаг. Тебе не кажется, что люди слишком много читают? Неужели это действительно помогает им жить?
– Скорее, выжить.
– Откуда столько пессимизма?
– Выжать из жизни все. Веселые человечки треплют книги, они вытряхивают из них чью-то чужую истину. Наверное, своя опротивела, и рассуждают: «Вот так я хотел бы жить, а вот так – умереть, а это возбуждает, хотя и пошлость», смотрят на обложку, потом – на цену, потом – на тираж, и ставят обратно.
– Пошлость возбуждает сильнее, чем красота.
– Потому что ее можно потрогать, она всегда голая, а красоту еще надо раздеть.
– Но это же дорого.
– Если ты про свою, то да, это дорого, мне дается дорогой ценой.
– Ты слишком медленно раздеваешь.
– Просто я не тороплюсь.
– Да нет, ты боишься.
– Да – я трус, тушуюсь перед прекрасным. Черт, ты связалась с трусом. Та, что спряталась за трусами, связалась с трусом. Ок, сегодня я тебя возьму.
– Как эту книгу?
– Да, ты станешь моей настольной книгой, нет, лучше – надиванной, я буду читать тебя от корки до корки днем и ночью.
– Тогда уж до икорки.
– Ты эту решила взять?
– Нет, у этой мне не понравилась обложка.
– А вовнутрь ты заглянула?
– Название слишком много говорит за себя. Какие странные имена у книг!
– Не то, что у нас.
– Они уникальные, по ним можно определить, что внутри, по человеческим – никогда. Имя Мэри… Ничего не говорит, никакой информации. Выстраивай дальше отношения, чтобы что-то узнать, убивай время, нервничай, жди звонка… Не факт, что еще повезет.
– Поэтому у книг больше шансов стать нарицательными. Ты не преувеличивай свое значение – будешь неуязвима, зачем тебе эти нюансы, детали личной жизни, есть девушка Мэри. Хочешь? Бери, открывай, листай. Не хочешь – положи на место.
– Если каждый, кому я приглянусь, начнет меня брать, что от меня останется? Меня и так раздражают люди. Их тут слишком. Но я в отношениях с человечеством. Взять бы всех и бросить.
– Не разбрасывайся, у тебя все в единственном экземпляре, и я тоже.
– Смотри как обильно Донкова на Достоевского легла, всем телом положила на обе лопатки, – на полке под несколькими книгами Донковой лежал томик классика.
– Фолк, перестань пошлить.