Письма из деревни (1872-1887 гг.)

Если мы посмотрим на частные хозяйства, ведущие свое дело рационально, достигшие большой доходности, то мы увидим всегда, что эти хозяйства имеют значение только сами для себя и никакого общего значения их системы, приемы и пр. не имеют. Для себя эти хозяйства рациональны, но для общего хозяйства страны они не имеют смысла. Возьмем, например, хозяйство, в котором разведен отлично молочный скот, дающий огромный доход. Уход за скотом образцовый, сено заготовляется самого раннего закоса, скот летом подкармливается травой и пр., и пр. Все это, предполагаю, делается не для виду только, а действительно. Хозяин показывает вам жирных вычищенных альнаусских, голландских и иных скотов, дающих огромный доход, и рассказывает, как рационально он их кормит, показывает вам великолепное сено, для которого трава убрана еще в полном соку. Все это прекрасно, отлично, положим, и выгодно, но все это прекрасно, рационально и выгодно только для него, для этого хозяина и не имеет никакого значения для общего хозяйства страны, так что мужик, оставляющий свою траву подрасти, чтобы было побольше сена, поступает рациональнее, если мы посмотрим с точки зрения общей пользы хозяйства страны. Точно так же с этой точки зрения может быть более рациональным, когда мужик приготовляет топленое русское масло, сухой творог с маслом по-русски и пр. и пр. Точно так же и воззрения мужика на общую систему хозяйства страны, его экстенсивная система хозяйствования разумнее интенсивной системы «Руси» с виллевскими туками. Чтобы развить мою мысль, я должен обратиться к примерам специально из моего хозяйства.

Нынешним летом я пошел однажды, в праздник, в ржаное поле посмотреть отдаленный от дома участок ржи, посеянной для испытания на нови, на самой плохой земле, какая только нашлась в моем имении.

Еще издали, подходя к участку, я заметил, что кто-то болтается около ржи, подходя ближе, вижу, знакомый мужик из соседней деревни тоже прогуливается, так себе, без дела, осматривает мою рожь.

— Здравствуй, Потап, что, тоже прогуляться вышел?

— Да, праздничным делом, вышел рожь вашу посмотреть. Удивленье!

— Что ж? Хороша?

— Степь, как есть степь!

— А вы, небось, думали, ничего не будет. Смеялись, чай, как я этот участок драть начал.

— Правда, думали, что ничего не будет. Да помилуйте, как же можно ожидать было, что тут такая рожь будет! Самая пустая земля, трава не росла, а вы распахали.

— То-то вот. Это вы здесь привыкли на старой пахоте болтаться, а посмотри-ка в Бельщине как пустоши взялись, щетина, кочка, а он дерет — и с хлебом. Вот и я надумался за пустоши взяться, облоги-то у меня все распаханы. Какова ржица?

— Степь, как есть степь!

— Еще получше степи. Во всем поле у меня такой ржи нет, как на этом участке. Стебель-то, посмотри, какой — тростник. Раскустилась-то как! Тут, если господь все совершит, сколько хлеба будет?

— Много намолотите.

— На свежих землях у нас хлеб отлично родится. Сколько я облог поднял — какой везде отличный хлеб был. И мужики ведь говорят, что на переяловлевшей земле хлеб отлично родится.

— То облоги, пахота прежде была. В облоги-то мы теперь и сами руку вломили. Сами знаете, снимаем в Б., сеем лен, рожь — большую пользу нашли, всегда с хлебом теперь. А тут ведь пустак был, никто не помнит, чтобы тут когда хлеб сеяли, трава не росла, — кочки, щетина, лозник.

— А вот же. Не хуже, чем на облоге хлеб. Увидите, какой хлеб — не будете кочек, щетины бояться, сами станете пустоши снимать и распахивать. Задешево отдавать будут. Пустошей-то видимо-невидимо без пользы стоят.

— Да, пустует земля, а ведь вот какой хлеб мог бы родиться. Хлеб-то дорог, а земли пустует много.

— То-то.

— У вас вон сколько земли разделано, какое хозяйство развели, на всю округу гремит.

— Да если бы все такое хозяйство развели, как мое, так откуда бы батраков взять? Ты вот в батраки не пойдешь, сам норовишь где-нибудь землицы снять. Тоже из вашей деревни никто не пойдет, все норовят облоги снимать.

— Облог вблизи мало становится, все пораспахали.

— Довольно еще. Вон Ф. хозяйство уничтожается, станут на выпашку облоги отдавать. А там еще какое хозяйство уничтожается — опять облоги на выпашку. Облоги повыпашете, пустоши приметесь выпахивать. Много еще земли. Вон под В., говорят, все уже повыпахано, все пустыри стали, не скоро отдохнут, а у нас еще свежих земель довольно.

— А вы этот участок, верно, клевером засеете?

— Конечно, не сейчас только. В будущем году яровым засею, овсом частицу, ячменем, льном, всего понемножку, может даже и картофелю посажу, чтобы вы посмотрели, какой хлеб на кочке и щетине родится, а там опять рожь и по ней клевер.

— Так. И клевер, верно, будет хорош?

— Надеюсь, что будет. Года три буду косить, а потом под выгон, а там отдохнет, переяловеет, опять подыму, так кругом и пойдет. Знаешь мой порядок: новые земли распахиваю, а старые клевером засеваю. Вот у меня и хлеб, и травы.

— Знаю.