Письма из деревни

В нынешнем году у меня уже было поле, в котором все облоги распаханы и находятся под хлебом, а старопахотные земли – под клевером. Это поле наглядно доказывало верность проводимых мной хозяйственных положений. В этом поле всего 40 десятин, из коих 20 было запущено после «Положения». В 1871 году в этом поле было 20 хозяйственных десятин пахотной земли, которые засевались хлебами, и 20 десятин облог. Средний урожай ржи в имении за шесть предшествовавших 1871 году лет (1865–1870) был 7¹/₂ четвертей с хозяйственной десятины, что при посеве 1¹/₂ четверти на десятину составляет урожай сам-пять. 20 десятин облог были покрыты порослью березняка, олешника, лозы и представляли лишь скудный выгон. За десять лет эти облоги разработаны, и в нынешнем году в поле было уже 40 десятин в культуре, из коих 27 десятин были под рожью и 13 под травами. На старопахотной земле, которая до 1871 года была под хлебами, теперь был превосходный клевер с тимофеевкой, на прежних облогах – прекрасная рожь, гораздо лучшая той, которая родилась на том же поле до 1871 года. За 6 лет, предшествовавших 1871 году, средний урожай ржи был сам-пять, то есть по 7¹/₂ четвертей с десятины, за 6 последующих лет (1872–1877) урожай был сам-семь, то есть по 107₂ четвертей с десятины. Следовательно, урожай возвысился на 2 зерна или на 3 четверти с десятины. Из числа 27 десятин ржи некоторые уже опять были из прежних старопахотных, и рожь шла по клеверу. Эта рожь была превосходна, лучше той, какая бывала до 1871 года, следовательно, земля не стала хуже родить оттого, что побыла шесть лет под травами. Сравните же теперь, что давало это поле до 1871 года и что дает теперь!

Летом нынешнего года, прогуливаясь по этому полю, я подошел к мужику, который косил у меня с части полевые ровки и канавы. Разговорились о прекрасной ржи, которая густой стеной стояла у канавы, о клевере.

– Ну, что, Семен, хороша рожь? – спросил я.

– Преотличная.

– Ты помнишь, какая тут прежде бывала, до меня?

– Помню. Теперь куда лучше.

– А клевер?

– Отличный. Чудеса вы тут наделали. Пустаки все распахали, где прежде заросль была, там теперь хлеб, да и хлеб-то какой, лучше прежнего, где прежде хлеб был, там теперь трава. На полях луга завели не хуже заливных днепровских. Чудеса!

– Теперь уж так чередом и пойдет: где хлеб был – клевер будет, где клевер был – хлеб будет.

– Понимаем, что чередой пойдет.

– Вы ведь теперь тоже в это дело руку вломали, на меня глядя, тоже стали присевки делать, снимаете облоги, льном, потом хлебом засеваете.

– Да, и мы теперь стали этим делом заниматься.

– Выгодно ведь?

– Еще бы не выгодно. Снимешь облогу, льном засеешь, лен и семя продашь, а мякину и костру во двор – корм, подстилка. Как не выгодно! Да к тому же нам только за облогу заплатить, а за работу не платим, сами работаем, все же три четвертных, а то и целую катеринку, с десятины выручишь. Потом и по перелому рожь без навоза посеешь, хороша выходит – как не выгодно! Я летом с десятины 15 коп привез, четвертей 8 намолотил, а рожь-то была 14 рублей, вот и считайте, да еще мякина, солома во двор.

– Скоро вы выпашете Б., там клевера не засеют. Пересеете всю землю по нескольку раз – и конец.

– Это так.

Мужик этот был из соседней деревни А. (см. мое X письмо), разбогатевшей за последние годы присевками. Рядом с этой деревней имение, в котором хозяйство прекращено, господа уехали, и земли сдаются на выпашку. Так как там системы правильной, как у меня, не заведено, все, что снимается, увозится, земля выпахивается, то понятно, что имение превратится в пустырь, который нужно будет бросить лет на пятнадцать. Владелец теперь возьмет кое-что, а потом и стоп. Крестьяне пойдут искать других земель, опустошать другие имения. Не сидеть же им, в самом деле, голодными, пока будет устроен земский кредит на виллевские туки! Опустошили Б., опустошат и Ф. Доходно теперь владельцам, ну, а там банк, в котором заложено имение, и возьми его. В конце концов, конечно, все к мужику придет, так как что же банки с выпустошенными имениями делать будут? Нужно продать мужику – ничего больше. И чем скорее это совершится, тем лучше, потому что будь эта земля у мужиков, они бы ввели точно такую же систему, как у меня. Нашлись бы люди, которые научили бы и мужиков, – не все же такое время будет, что нельзя и учить. Стали бы сеять клевер, чередовать его с хлебом, раскладывать удобрение на большее пространство земли, а то теперь мужики, по необходимости, должны валить весь навоз на свои наделы (причем навоз не производит того, что мог бы производить), а чужие земли выпахивать без навоза.