Читаем Письма Яхе полностью

У меня едва ли хватит духа и нервов вернуться, опасаясь настоящего безумия, Преобразованной навсегда Вселенной — хотя предполагаю, что изменить ее мне когда-нибудь придется — гораздо меньше, чем планировалось до того — отправляюсь вверх по реке на шесть часов, чтобы выпить с племенем индейцев — полагаю, что я должен — а покамест подожду здесь в Пукалльпе еще неделю и выпью несколько раз с той же группой — я надеюсь, что понял кто, если и есть кто, работает здесь с этим знанием, и знает, кто я есть или что я есть. Я надеюсь, что смогу услышать от тебя. Думаю, что пробуду здесь еще достаточно долго и до меня может дойти твое письмо — пиши

Аллен Гинзберг

-----------------------------------

Если покину это место раньше, чем через две недели, и придет письмо, то оно будет безотлагательно направлено мне в Лиму, так что услышу от тебя там, и я действительно хочу услышать от тебя, Билл, так что, пожалуйста, пиши, и посоветуй мне, что бы ты мог, если можешь. Я не знаю, собираюсь ли я сойти с ума или нет и это тяжело воспринимать — хотя я предполагаю, что окажусь в состоянии защитить себя, обращаясь с этим состоянием сознания, как с временной иллюзией, и вернусь к временному нормальному состоянию сознания, когда воздействие сойдет на нет — (я начал мельком улавливать Заклятье Гаитянского Вуду) — но это почти шизофреническое изменение сознания ужасно — и также ощущение незнания кто, лично, окажется рядом со мной, и обнаружит это. Я уже договорился, чтобы доставить немного Айахуаски обратно в Нью-Йорк, но я почти боюсь сделать это — Я не Курандейро, я потерян сам, и боюсь предоставить кошмар, который не смогу остановить, остальным — таким как Питер.

Я не знаю, как все это звучит для тебя, но ты довольно хорошо понимаешь меня, так что пиши быстрее, пожалуйста.

Все в порядке, я полагаю, и в случае если все это излишне обеспокоит тебя, я буду в порядке:

С любовью,

Аллен

P.S. Часом раньше, покупая эту ручку в книжном магазине, услышал старую ностальгическую пластинку Нельсона Эдди „Maytime“, которую привык крутить в детстве, и она была словно напоминанием о Смерти, так печально: „Будешь ли ты любить меня вечно?“

Дополнительно прилагаю „Притяжение“ — некоторые выдержки из эфирных записок в минорном ключе. Я принимал его две недели назад в Лиме.

Звенящий звук во всех ощущениях

во всем, что только было когда-либо Создано во всех сочетаниях, приходящих на ум снова

и снова, как раньше — Каждая возможная Комбинация Бытия — все старцы все старые Хинду. Сабахоподобные-множественные вселенные звенящие в Высокопарности

Бородатого Соприкосновения со всеми их минаретами и залитыми лунным светом

башнями, окованными железом или оплетенными богатым узором, все существовали

и Мудрецы с седыми волосами, что сидели, поджав ноги,

по-турецки на женском ложе — внимая любой музыке, приходящей

из леса или улицы, любой птице, что щебетала на рынке любой ноте, кою пробивали часы, чтобы сказать

Время

любому наркотику, или дуновению, они дышали чтобы заставить себя думать так глубоко или слышать так просто, что

проносилось мимо как машина, проезжающая по улице 1960 года рядом с президентским дворцом

в Перу, этой Лиме, в тот год, что я пишу

Будда словно в древности, с гудками

любой техники, издающей звенящий шум на улице.

И уличное освещение отражается в переднем окне фасада ЖД станции в воде небольшого порта, вспененной винтом парохода во мраке любой забытой легендарной

Цивилизации Вечности:

с часами ЖД станции, пробившими полночь, как будто бы сейчас,

и ожидая шести, чтобы написать какое-то слово, и коней последнего колокольного перезвона — помни, что эти двенадцать ударов пробили раньше и никогда не пробьют снова; оба, и я отпрянул с балкона, где стоял

взирая на Крест (испуганный)

и звезды думая о БХОНГЕ полуночи

мудрецы Азии, или седые бороды в Персии, делая небрежные заметки на полях их манускриптов

изысканными чернилами вспоминая со слезами древний колокольный звон их

городов и городов, которые были — и

Подтверждаю со смеющимися глазами мир, каким мы его видим,

мужской и женский, минует как миновал на протяжении многих лет,

как и раньше, как и будет, наверное со всеми его бесчисленными жемчугами

И всеми кровавыми носами Вечности

и всеми старыми ошибками

включая это старое состояние сознания, которое видело само себя раньше — (как стрекот саранчи древности в бессонные часы моей барабанной перепонки)

Я набрасываю

пустяки, страницу за страницей проникновенного

ничто, как набрасывала Древняя Геба, когда

она написала Адонис или Единственный

все развлекались или делали деньги или обманывали

О ВРЕМЯ КОЛОКОЛА, ПРОЗВЕНИ

ПОЛНОЧЬ ДЛЯ МИЛЛИАРДОВ

ЗВУЧАЩЕЕ ВРЕМЯ, ТЕБЯ Я СЛЫШУ СНОВА!

21 июня 1960 года

Предначертанное Время

Карго

Америкэн Экспресс

Лондон Англия

Дорогой Аллен,

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука